Шрифт:
Закладка:
— Вот значит, Михалыч, какие дела. Молодёжь проигрывать не хочет, а ветераны уже выигрывать не могут, — тяжело дыша, сказал я Боброву на скамейке запасных, после более чем скромных поздравлений.
— Просто пить надо меньше, а закусывать чаще, — пробурчал улыбнувшись старший тренер, хотя революционная ситуация в команде уже была на лицо.
«Очень хорошо, что перетряхнули состав команды в начале сезона, — подумал я. — Сейчас бы болтались в середине турнирной таблицы, и не было бы ни Олимпиады, ни заграничных поездок, ничего».
Примерно за минуту до конца второго, самого последнего на этот тяжёлый день, периода, махинатор и устроитель подпольных хоккейных матчей Томас Гюнтер неожиданно прибежал на нашу скамейку запасных.
— Драться Иван! — Затараторил он, мешая русские слова и немецкие. — Бить нос надо! Контракт! Ес вирд цайт!
— Цигель, цигель, айлюлю, — догадался я, что баварец намекает на незаметно ускользающее время. — Выводи «Мамай» своего «Челубея» на «куликовское» хоккейное поле.
— Ворум мама? — Удивился Томас, но суть сказанного понял.
Вообще надо признать, все драки за это 13 марта прошли строго по системе Станиславского, с полной правдой переживаний, продумыванием предлагаемых обстоятельств и прочих театральных заморочек. Поэтому и сейчас, я в полной уверенности, что драться по-серьезному не придется, выехал на лёд и встал на точку вбрасывания в центральный круг, так как за секунду до явления Гюнтера на нашей скамейке счёт стал 6: 14. Отличились на радость своих верных болельщиков хоккеисты Дюссельдорфа. Напротив же меня в этот круг въехал высокий, но худой парень, которого я во время матча почему-то не видел.
— Тебя что ли бить надо? — Удивлённо пробубнил я.
— Ихь бин айн боксер, — сурово посмотрел на меня немецкий «Челубей».
«Может ты и боксер, но с твоим максимум полусредним весом, куда ты лезешь против „супертяжа“? — хмыкнул я про себя, выиграл вбрасывание и скинул перчатки. — Только бы никого не убить». А паренёк оказался очень шустрым, ушёл от моего первого захвата и пробил точно в нос, из которого тут же пошла кровь. Но второй удар я успел заблокировать и всё же ухватить левой рукой «гадёныша» за грудки. Далее секунд десять «Челубей» из Дюссельдорфа молотил с высоченной скоростью меня по корпусу, а я ждал и думал, как бы этого балбеса не отправить одним ударом в реанимацию. Наконец, парень вымахался, устал, после чего парой ловких движений я натянул ему свитер на голову, прижал ко льду и на потеху всей местной публике отшлёпал негодяя по костлявой «пятой точке».
— Ду айн нарр! — Бросил я скорее обиженно «Челубею», обозвав того дураком.
* * *
В автобусе, когда мы уже ночью ехали обратно из гостеприимного Дюссельдорфа в не менее гостеприимный Мюнхен, Томас Гюнтер одной рукой держался за сильно покрасневшее и немного опухшее левое ухо. Зато второй сжимал под мышкой портфель полностью набитый дойч марками. Лицо баварского предпринимателя выражало разом несколько чувств. Первое — это удовлетворение от проделанной работы, второе — обида из-за «незаслуженно оттянутого органа слуха», и третье — крайнюю степень озадаченности, а что делать потом, когда советские хоккеисты улетят домой.
— Давай для симметрии правое подравняю, — усмехнулся я, проходя мимо Гюнтера в середину салона.
— Нихт, найн, но, — затараторил он, отгородившись портфелем.
* * *
По каким только поводам не собирали внеочередные собрания разные трудовые коллективы в СССР. Например — аморалка, за дебош в общественном месте или за драку на производстве. Или «не дай профсоюз» загреметь за недостойное поведение к женщине. Всё, потом от клейма «бабника» до конца трудовой деятельности на одном месте не отмоешься. А сегодня 14 марта, после обеда, перед вторым официальным товарищеским матчем со сборной ФРГ, на внеочередное собрание собралась и наша хоккейная делегация. Все двадцать четыре человека набились в номер старшего тренера Всеволода Боброва, как сельди в бочке. Разом обсуждалось множество вопросов: тунеядство, простой в работе, пьянство, и самый главный вопрос: «Как мы будем делить наши деньги?».
Слово для «приветственной» речи дали мне:
— В то время когда Саяно-Шушенская ГЭС вырабатывает 23 миллиона киловатт в час, а Магнитогорский металлургический комбинат выплавляет целых три тысячи тонн чугуна в сутки!
— Короче Тафгаев, переходи к делу, — пробурчал Всеволод Бобров. — Ты ещё нам про балет расскажи.
— Кстати мы в области балета впереди планеты всей, — огрызнулся я и перешёл к делу. — За перевоз красной икры в западную Германию, каждому мной было возвращено по 40 долларов в руки. Прибавим к этой скромной сумме ещё по две с половиной тысяч долларов и ситуация, товарищи, складывается угрожающая.
— Да, нам ведь ещё выдадут завтра по 150 суточных, — поддакнул Коля Свистухин.
— Завтра утром, — утонил старший тренер. — Перед посещением мэрии города Мюнхена, которая перенесена с вечера на дневное время.
— Ну, правильно, подкинут деньжат, чтобы у нас перед официальным визитом настроение было приподнятое, — пробурчал недовольно Толя Фролов. — А в чём ситуация угрожающая?
— Если ты накупишь шмоток на целую тысячу долларов, то в Союзе возникнут вопросы, откуда дровишки. Ясно? — Спросил я. — Поэтому предложение следующее. Те, кто 26-го марта поедут в турне по Скандинавии, часть денег могут сдать мне на хранение и получить их уже в Мальме или в Стокгольме. Но у нас есть девять человек, которые в Швецию и Финляндию не поедут. — Сказал я, посмотрев на Всеволода Михалыча, который утвердительно кивнул. — Я могу купить у вас по одной тысячи долларов по курсу один к пяти. Деньги отдам после возвращения из Скандинавских стран, 3-го или 4-го апреля.
— 45 тысяч нашими? — Переспросил Свистухин.
— Ес ОБХС. — Кивнул я и продолжил. — И ещё объявление: магнитофоны фирмы «Nagra» бобины к ним, джинсы, дублёнки, кроссовки, джинсовые пиджаки, всё это можно будет сдать после приземления в Шереметьево. Деньги в Горьком поступят в течение нескольких дней от моего надёжного торгового партнёра.
— То есть мы наберём на тысячу с лишним шмотья, и вопросов на таможне не возникнет? — Хитро прищурился Толя Фролов.
— Есть такая идея, выпросить в мэрии Мюнхена благодарственные письма, и сказать уже в Союзе, что товар в мюнхенских магазинах взят с 70 % скидкой. — Выдохнул устало я.
Естественно не всем моя идея понравилась. Но полчаса безрезультатно погудев, народ согласился, что другого выхода нет. Кроме разве что пропить и прогулять эти шальные деньги, чтобы было потом, что вспомнить. А переводчик больше заинтересовался тем, как я
