Кори задумчиво кивнул.

– Ладно, так что насчет меня? – наконец спросил он.

– В смысле, среди присяжных по делу Давида и Голиафа?

– Ага.

Я взглянула на него и вдруг почувствовала себя немного растерянной. Его глаза были похожи на темные омуты, в которых светилась нежность, никак не вязавшаяся с его суровой внешностью. Способность видеть людей насквозь, которая так хорошо служила мне в зале суда, сейчас была направлена на Кори Бишопа, и я увидела доброту, честь.

Это человек, который редко жалуется и который терпеть не может всякую ерунду.

Человек, который не бросает на ветер слов и пустых обещаний.

Человек, который пожертвует собой ради других, но который сам скорее съест стекло, чем попросит о помощи.

Раньше я и понятия не имела, насколько чуткой может быть моя интуиция. Не зря меня считают одаренной. За широкой грудью Кори скрывалось золотое сердце, бьющееся ровным, спокойным ритмом доброты и порядочности. Я готова поставить на кон свою карьеру, доказывая это.

– Я бы уволила тебя немедленно.

Он выслушал это, казалось, поглощая меня взглядом почти так же, как и я его, а затем слегка рассмеялся, чтобы снять странное напряжение.

– Ой-ой. Вышвырнула бы меня на обочину.

Я слабо улыбнулась.

– Не зря ведь меня называют Леди Акула.

– Кто тебя так называет?

– Такая у меня репутация в Верховном суде.

Он нахмурился, как будто ему не понравилось, как это прозвучало.

– И это хорошо?

«Я так думала раньше. До этого момента».

Я встряхнулась, поклявшись не позволять этому человеку разгадывать мои мысли и чувства с полуслова. Взгляда.

– Мой отец был великим юристом, – сказала я. – Самым лучшим. Его называли Большой Белой Акулой, и теперь я иду по его стопам. Или, во всяком случае, надеюсь на это.

– Он, должно быть, гордится тобой, – странная меланхолия промелькнула на лице Кори, а затем снова исчезла. – Но по мне, так ты вовсе не акула.

Я не знала, что на это ответить, и между нами воцарилась тишина. Кори на некоторое время погрузился в собственные мысли.

– Нанять адвоката, наверно, довольно дорого? – спросил он.

– Наверно, – ответила я. – Зависит от адвоката.

Кори снова выглядел так, словно хотел сказать что-то еще, но передумал, как и тогда, когда мы стояли в очереди.

– Тебе… нужен адвокат? – аккуратно осмелилась я, вспомнив, что он ранее спрашивал о семейном праве. – Имею в виду… когда мы выберемся отсюда?

Он уставился на меня на мгновение, затем перевел взгляд прямо перед собой.

– Нет, все в порядке.

Больше мы ничего не говорили, и на этот раз молчание затянулось.

Я прислонилась спиной к стене и в полусонном состоянии снова и снова прокручивала в голове наш разговор, как одежду в стиралке. Пока я находилась в этом странном состоянии между сном и бодрствованием, я представила себе зал суда, в котором Кори Бишоп был Давидом, идущим против иллюзорного Голиафа, а я стою там с портфелем в руке, готовая вступить в бой.

«На чьей ты стороне?»

Мои щеки горели от стыда.

«Я не знаю».

Глава 6

Кори

«Проклятый день…»

Я вздохнул и прислонился к стене, стараясь не думать о том, как это ограбление поимело меня. Нет смысла беспокоиться о том, что я не в силах исправить, но мне придется разгребать чертово месиво, когда мы выберемся.

«Вот невидаль!»

Я отмахнулся от этой мысли. Если бы отец услышал, что я говорю что-то подобное, будучи в здравом уме, он бы отвесил мне подзатыльник за то, что я себя жалею.

И был бы прав.

Произошло дерьмо, с которым нам пришлось иметь дело. Даже тот факт, что меня взяли в заложники при ограблении банка, не освобождает меня от ответственности, по его мнению. Я знаю, что бы он сказал, будь он здесь. Так и слышу его голос, твердый, как гранит: «Ты должен позаботиться об этих людях, чтобы, когда ты выберешься отсюда, тебя не мучила совесть».

Я кивнул и попытался подумать о чем-нибудь другом. О чем-нибудь хорошем.

Кэлли.

Я автоматически улыбнулся, когда подумал о ней. Как рефлекс. Интересно, чем она сейчас занимается. Знает ли она уже об ограблении? Надеюсь, нет. Она бы испугалась, а сказать ей, что со мной все в порядке, не было никакой возможности. Моя улыбка исчезла.

«Защити этих людей, выбирайся и возвращайся к Кэлли».

С такой целью я почувствовал себя немного лучше. Я посмотрел на женщину, дремлющую у меня на плече, и снова улыбнулся.

Александра Гарденер.

Господи, она прекрасна. Великолепна. Неуместные мысли лезли мне в голову с того момента, когда я впервые увидел ее. Она была одним из тех специалистов, что работают в компании Беверли-Хиллз: целеустремленная, богатая, педантичная. Я прожил в Лос-Анджелесе всю жизнь и хорошо знал этот тип людей.

Но Алекс удивила меня светской беседой в очереди – до того, как группа монстров ворвалась в банк, испортив нам день, – и сейчас своей речью, чтобы успокоить группу. Она не была заносчивой или замкнутой. Умная. Веселая. И эти глаза… Точно летнее небо в безоблачный день.

Я был не настолько глуп, чтобы навыдумывать себе, что у нас что-то получится, если мы выживем. Ее туфли, наверное, стоили больше, чем мой кредит за машину.

Но в ней была какая-то изюминка, что-то такое, чего я никак не мог понять. У нее была волевая внешность, но это было что-то вроде ширмы. Ее называли Леди Акулой, и полагаю, она спокойно к этому относилась. Отец гордится ею. Это как раз то, что я ценю. Это то, к чему я стремлюсь всю свою жизнь. Но образ акулы вызывал в воображении картинку закатившихся, черных, как смоль, глаз и рядов острых зубов.

Алекс напомнила мне какую-то ирландскую богиню войны – рыжеволосую и свирепую. Наверное, она потрясающе смотрится в зале суда. Уверен, она бы стерла в порошок того никчемного адвоката-стервятника, которого Джорджия наняла против меня. Но много ума не надо, чтобы понять, что адвокат такого калибра, как Алекс, был мне не по карману – как в принципе и любой другой, даже никчемные адвокаты-стервятники. Поэтому когда Алекс спросила меня, нужен ли мне адвокат, я даже не стал заморачиваться по этому поводу.

И какой бы сильной она ни казалась, я чувствовал странное, почти первобытное желание защитить ее. Скорее всего, это ничего не значило. Эта ситуация – полное дерьмо, у меня уже начиналась аллергия на этого парня, Фрэнки. Меня раздражало то, как