Шрифт:
Закладка:
– Ты бы напомнила, – подсказала Регина.
– Испугалась я. Он у тебя такой серьёзный, строгий.
– Если задержали, значит, было за что, – заступилась за мужа хозяйка дома.
– Не за что! В том то и дело, что невиновен мой Медвежонок. Он десантник, служил в ВДВ, прошёл чеченскую кампанию. Герой, а его в каталажку кинули. Справедливо это?
– В чём его обвиняют? – вопросом на вопрос ответила Регина.
– Архипов сказал, что он человека убил. Ножом зарезал. А он не убивал. Не мог мой Медвежонок убить. Помоги ему, Регина. Ты ведь можешь.
– Почему я?
– Ребята рассказывали, ты уже два дела раскрыла. Соображаешь в этих вопросах.
– Ой, какое там раскрыла. Так, немного помогла. Руслан нашёл преступников.
– Ну, пожалуйста, – сказала Алёнка и сделала такое грустное лицо, что отказать ей было невозможно.
Ростоцкая встала, пошла к буфету, открыла ящик и потянулась к старой, ещё со времён тётки Матильды, колоде карт. Григорий свесился сверху, коротко и зло каркнул. Новак вздрогнула.
"Не надо! Тебе же плохо будет после гадания".
Регина красноречиво посмотрела на ворона, взяла колоду и вернулась к гостье.
"Не о себе, так о ребенке подумай", – продолжал наставить Гриша.
Карты легли легко, как будто долго ждали своего выхода. Они томились в бездействии почти год – с Яблочного Спаса. Тогда они ей помогли "увидеть" невиновность задержанного пожарного. Ростоцкая нахмурилась. Сейчас дело выглядело сложнее.
– Что там? – не выдержала Алёнка.
– Всё нормально, – буркнула Регина в задумчивости.
– Что нормально? Выпустят его или нет?
– Выпустят-то его, выпустят. Чужой крови нет на его руках. Ты совершенно права, Медвежонок твой – не убийца.
– Ну, вот видишь, женское сердце не обманешь, – засияла толстушка от добрых слов.
– Но что же ты про него не договариваешь? – спросила гадалка, с укором изгибая левую бровь.
– Что я не договариваю? – удивилась Новак и отстранилась от стола.
– Вижу я, что он к казённому дому давно привыкший гражданин. Вот гляди, туз треф и король справа, – сказала Ростоцкая, указывая на сочетание карт.
– Где? – выпучила коровьи глаза Алёнка, силясь разглядеть тюрьму или решётку.
Поняв, что ничего она там не видит, женщина выпрямилась.
– Да и сейчас он воровскими делишками занимается, – продолжала Регина.
– Не виноват он. Его втянули, – уверенно сказала Алёнка.
"Как была простушкой, доверчивой и наивной, так и осталась", – подумала Ростоцкая и вздохнула.
– Региночка, миленькая, помоги, прошу тебя. Нет! Умоляю! Я без него не могу. Люблю, понимаешь? – заголосила вдруг Алёнка, хлопая белёсыми ресницами. Вот-вот слёзы брызнут.
– Как я могу ему помочь? – удивилась Регина.
– Вытащи его из темницы. Если деньги нужны, они есть. Сколько надо? Ты не думай, это не мужнины. Я дома торты на заказ пеку, есть деньга кое-какая.
"Каррр! О ребёнке подумай!"
Женщины повернули голову к буфету и посмотрели на ворона.
– Слушай, Новак. Я ещё никому не говорила. В общем, я в положении, мне волноваться нельзя сейчас. А ты меня просишь убийцу искать. Настоящего. Это рискованно. Понимаешь?
Новак внимательно оглядела фигуру хозяйки дома, задумалась и вновь просияла лицом. Менделеев так не радовался своей таблице химических элементов, как Алёнка – посетившей её гениальной мысли.
– Да живот же ещё мал. Срок небольшой у тебя, поди. Региночка, найди преступника! А я знаешь что? Я тебе оплачу обследование и контракт в перинатальном медицинском центре "Мать и дитя" – Всё включено. Хочешь?
Регина задумалась.
"А чего тут думать? Алёнка Новак – всё-таки не чужой нам человек. Одноклассница – считай родня. Помочь ей надо. А ребёночек выдержит, не переживай. Что он хлюпик какой-нибудь?"
"Как быстро ты меняешь суждение о человеке, Гриша".
– У меня там одна знакомая работает, – сказала Алёнка, понизив голос, как будто в соседней комнате сидят и их подслушивают. – Сладкоежка страшная! Она моя постоянная клиентка, торты заказывает да нахваливает их. Она тебе, знаешь, какой уход организует? Самый лучший уход в мире! Закачаешься. Лучшие врачи и лучшая палата. А?
Эрик Шпаер. Дневник
15 ноября 1942 года.
"Холодно. Холодно. Холодно.
В детстве фрау Вагнер заставляла переписывать предложение с ошибкой на пять листов и больно била указкой по пальцам, если ошибался вновь. А сейчас я хочу исписать весь дневник одним словом – ХОЛОДНО".
17 ноября 1942 года.
"Не мылся месяц. От меня несёт, как от козла, но никто не замечает – воняет ото всех. Солдатня привыкшая, но офицеры?! Как нам обходиться без ванны? Как?!
Вчера поймал вошь. Долго её рассматривал, прежде чем раздавить. Не видел раньше. Думал, не послать ли отцу в следующем письме. Пусть порадуется старик моим военным трофеям. Покажет друзьям-аристократам.
Рассмотрев насекомое, передумал".
20 ноября 1942 года.
"Перед сном вспоминал первый рождественский бал в поместье графа Кауфмана. Мне тринадцать лет. Я месяц предвкушал настоящий "взрослый" праздник. Отец, в лучшем из поношенных фраков, поднимался по мраморной лестнице так, будто он принц крови. Я пытался подражать, но споткнулся, упал и расквасил нос, приложившись лицом к холодному лестничному камню. Отец обернулся, брезгливо дёрнул губами, подал платок и отвернулся, ожидая, когда я приведу себя в порядок.
– Барон Шпаер с сыном, – торжественно объявил капельмейстер и покосился на угловатого подростка с окровавленным платком у носа.
Вечером я рыдал, а матушка отпаивала меня чаем с шоколадом. Кусочки блаженства таяли на языке, смягчая боль от перенесённого позора.
К рождеству на наш фронт обещают привезти шоколад. Жду".
22 ноября 1942 года.
"Русские прорвали нашу хлипкую оборону в излучине реки с коротким испанским названием Дон. Там и прорывать-то было нечего – сплошь грязные румыны и крикливые итальяшки.
Заметил, что русские не мёрзнут. Одежда у них лучше приспособлена к тяжёлой зиме. Лица красные, как будто им жарко в этих их белых овечьих тулупах. Наши солдаты в жидких шинельках трясутся, а ночью покрытые инеем, замерзают в окопах".
24 ноября 1942 года.
"О, майн Гот! Пять грузовиков с шоколадом, шнапсом и кофе попали в руки противника. Как будто эти русские свиньи поймут вкус настоящего немецкого шоколада".
Сантехник Гаврильев. Сколько верёвочке ни виться
Регина резко открыла глаза, как будто кто-то нажал на кнопку пульта и включил новый день. В последнее время она спала без сновидений. Просто ложилась вечером в кровать, натягивая одеяло до подбородка, закрывала глаза и проваливалась в тёмное нечто. Но сегодня ей приснился сон.
Она узнала это место сразу, хотя никогда не стояла на этих высоких крепостных стенах. Наяву. Во сне стояла,
