что он понимает всю серьёзность ситуации. — В первую очередь, от того, как её организм будет реагировать на лечение. Мы постоянно мониторим её состояние, вводим препараты для поддержания артериального давления и контролируем уровень кислорода в крови. Важно предотвратить развитие инфекций и других осложнений.

Я стиснул зубы, стараясь не дать волю эмоциям. Это не должно было случиться. Она не может умереть. Не она.

— Ты должен спасти её, — произнёс я, и в моих словах была угроза. — Я не позволю, чтобы она умерла. Понял меня?

Он встретил мой взгляд, и в его глазах я видел смесь сочувствия и сдержанности.

— Мы сделаем всё возможное, — повторил он, но это звучало как пустые слова. — Но, пожалуйста, поймите, что её состояние критическое, и мы должны быть готовы к любому развитию событий.

Я не ответил. Я продолжал смотреть на Вику, чувствуя, как её жизнь медленно ускользает. Я не могу позволить себе думать о худшем. Она должна выжить. Она должна вернуться ко мне. И я сделаю всё, чтобы это произошло, каким бы долгим и трудным ни был этот путь.

Но улучшений не наступило. Вика впала в кому. Врачи говорили, что её состояние по прежнему критическое, что шансов мало, что, возможно, она никогда не проснётся. Они предложили отключить её от аппаратов. Они говорили это, глядя мне в глаза. Эти слова звучали как приговор, как удар в самое сердце. Отключить? Моё тело напряглось, как пружина, готовая лопнуть от ярости и адской боли. Как они могли даже предложить такое?

— Нет, — прорычал я, чувствуя, как внутри меня всё кипит. — Я не позволю. Она будет жить.

Мои слова звучали, как приказ. Я видел, как врачи переглядываются между собой, но они знали, что спорить со мной бесполезно. Они боялись меня. И правильно делали. Никто не посмеет решать за меня судьбу Вики.

Я оставался с ней каждый день, каждую ночь. Сидел рядом с её кроватью, держал её за руку, говорил с ней. Я рассказывал ей о том, как мы будем жить дальше, как всё будет хорошо. Я знал, что она меня слышит. Я чувствовал это. Каждый день был борьбой — борьбой за её жизнь, за её возвращение ко мне. Я не мог спать, не мог есть. Вся моя жизнь была сосредоточена в этой комнате, возле её кровати.

***

Она лежит передо мной, такая хрупкая, такая беззащитная. Вика. Моя Вика. А я? Я ублюдок. Сраный, чертов ублюдок, который разрушил её жизнь. Когда я смотрю на её бледное лицо, когда держу её холодную руку, я чувствую, как внутри меня что-то умирает. Чёрт. Как я мог быть таким слепым? Как я мог так ошибаться? Я помню, как смотрел на неё с ненавистью, как каждое её слово вызывало во мне ярость. Я видел в ней врага, видел предательницу. Я считал, что она лжёт мне, что она пользуется мной. Я ненавидел её за это. Но настоящая правда? Настоящая правда в том, что я был слеп. Я позволил своей гордости, своей тупой гордости, затмить всё остальное. И теперь я плачу за это. Мы оба платим. Я заставлял её страдать. Я издевался над ней, унижал, причинял боль. Я выгонял её, проклинал, называл шлюхой. И за что? За то, что не мог справиться с собственными страхами, с собственными демонами? Я должен был защищать её, быть рядом с ней, поддерживать её, а не бросать в самую пропасть. Я выгнал её, когда она нуждалась во мне больше всего. Я заставил её страдать, заставил её бояться, заставил её чувствовать себя ничтожной.

Проклятая сука Самида. Это она все творила, она и Лами. Меня окружали ядовитые змеи, а я был слишком занят сбой и жалостью к себе, чтобы раскрыть глаза. Хозяин…Жалкий раб, которым помыкала безумная старуха.

Чёрт. Как я мог быть таким дерьмом? Как я мог так ошибаться? Она любила меня, а я убивал её медленно, день за днём. Я думал, что смогу управлять ею, что смогу сломить её волю, заставить её подчиниться. Но правда в том, что я ломал её душу. Я не видел, как она плачет, как страдает, как умирает изнутри. Я был слишком занят своим собственным гневом, своей собственной ненавистью.

А теперь? Теперь я смотрю на её безжизненное тело и понимаю, что я потерял самое дорогое, что у меня было. И всё это по моей вине. Я должен был быть рядом с ней, должен был защищать её, а не уничтожать. Но я выбрал ненависть. Я выбрал гнев. И теперь я за это расплачиваюсь. Каждое её движение, каждый вздох напоминают мне о том, какой я был ублюдок. Она лежит здесь, между жизнью и смертью, а я даже не могу сделать ничего, чтобы помочь ей. Чёрт. Я хочу вернуться назад, хочу всё исправить. Хочу быть тем, кем я должен был быть с самого начала. Но это невозможно. Всё, что мне остаётся, это наблюдать за тем, как она уходит. Как она ускользает из моей жизни, потому что я был слишком глуп, чтобы понять, что она значила для меня.

Если бы я мог вернуть время, я бы никогда не позволил себе стать таким чудовищем. Я бы никогда не позволил себе сделать ей больно. Но я не могу. Всё, что я могу сделать сейчас, это ждать. Ждать и надеяться, что она вернётся ко мне, что она простит меня, что она даст мне ещё один шанс. Но знаю ли я, что заслуживаю этого? Чёрт, я даже не уверен, что заслуживаю быть рядом с ней.

Она — моё наказание. Мой крест. Моя боль. И я готов нести этот крест до конца своих дней, если это значит, что я смогу увидеть её глаза, услышать её голос, почувствовать её тепло. Я готов на всё, чтобы она вернулась. Готов на всё, чтобы искупить свою вину. Но я знаю одно: я никогда не прощу себя за то, что сделал. Никогда.

Глава 7

И вот однажды, спустя несколько месяцев, я увидел, как её пальцы дрогнули. Это было слабое движение, едва заметное, но я понял, что она возвращается. Я не мог поверить. Моя Вика. Она боролась. Она жила. Я знал, что она вернётся ко мне.

Но вместе с радостью пришла новая волна ненависти. Мухаммад. Он за это ответит. Я знал,