Соответственно фраза, сказанная бодрым женским голосом, сработала словно команда «равняйсь!». Так ведь, кажется отдают приказы военным. Мы оба вытянулись по струнке.

— Привет, папочка. — Ангелина подбежала к Полковнику и чмокнула его в щеку.

Потом посмотрела на меня. Нахмурилась. Такое чувство, словно она пыталась что-то вспомнить, но мысль от нее ускользала.

— Антон…– Наконец, выдала девчонка. — Ты сегодня как-то нехорошо выглядишь. Плохо спал? Устал после бала?

Мы с Ликвидатором машинально переглянулись. Плохо? Она спрашивает, плохо ли я спал. Ответить ей правду? Сказать, насколько эта ночь была удивительно бодрой? Настолько бодрой, что до сих пор дергается глаз. Но нет. Нельзя. Полковник меня просто сожрет со всем дерьмом, если я открою рот и выдам нечто подобное.

Как и предполагалось, Романовская не помнит ни черта из случившегося ночью. Вернее, не то, чтоб предполагалось. Это было известно нам обоим. Я ведь сам подтер ей память по приказу Ликвидатора.

— А мне вот наоборот, удивительно весело почему-то. Прилив сил такой необыкновенный. Папа, ты знаешь… испытываю огромное желание говорить тебе, как сильно люблю.

Романовская громко рассмеялась, задорно тряхнув головой. А вот Полковнику смешно не было. Он аж подавился куском бекона, который пережевывал в этот момент, потом снова посмотрел на меня.

Я еле заметно пожал плечами. Мол, предупреждал вас, господин Ликвидатор. Последствия будут максимально непредсказуемыми. И уж точно Ангелина не останется прежней. Потому что прежней Ангелине не пришло бы в голову говорить нечто подобное отцу. Их отношения скорее напоминали партнёрство, в котором Сергей Сергеевич занимал главенствующую роль. Он — генерал, девчонка — солдат. А солдаты генералам в любви не признаются.

Романовский схватил стакан воды, сделал несколько глотков, затем взял салфетку, лежавшую рядом с тарелкой, и осторожно промокнул уголки губ.

— Я тоже тебя люблю, дочь. — Выдал он, с трудом произнося непривычные слова. — Присаживайся. Будем завтракать.

Ликвидатор кивнул девчонке в сторону свободного стула. Она, недолго думая, плюхнулась на свое место и активно принялась за завтрак. Трескала с таким аппетитом, позавидовать можно. И вот поди угадай, что всего лишь несколько часов назад эта особа умирала.

Честно говоря, я не собирался подкидываться на авантюру Романовского. Вернее сказать, я вообще ни на что не собирался подкидываться, я находился в состоянии паники. Впрочем, лучше по порядку. Надо, наверное, выстроить события так, как они происходили.

Сначала, когда выглянув из окна понял, что Ангелину буквально насадило на крепкий стальной прут, я бросился на улицу.

Бежал и думал, только бы не насмерть! Только бы не насмерть! Не то, чтоб гибель дочери Ликвидатора меня сильно беспокоила. Правда, по фигу тоже не было. Все же я не совсем уж бессердечная сволочь. Но вот реакция Полковника — это, да. От одной мысли, что мне придётся пойти к Романовскому и сообщить ему, мол, ваша единственная дочь лежит нанизанная на железный прут как куропатка на вертел, становилось тошно.

Боюсь ли я Ликвидатора? В некотором роде, да. Идиотизма пока за собой не замечал. Полковника надо бояться. Он слишком много знает того, чего не знаю я. Да и потом, один псионик против налаженной машины Особого отдела — такое себе расклад. Тем более, когда эту машину запустит ее начальник. Поди докажи, что я ни при чем. Еще решит, будто случившееся с Ангелиной — моих рук дело.

А он скорее всего именно так и решит. Не похожа Романовская на истеричную особу, которая вот так запросто решит сигануть из окна за здорово живешь. Меня выкинуть? Да, больше похоже на правду. А вот сама… Однако, именно это и произошло. Только свидетелей случившегося нет. Значит, доказать свою непричастность мне будет очень проблематично.

К сожалению, картина, которую я увидел, всю надежду на благополучный исход уничтожила на корню.

Девчонка лежала на спине, раскинув руки в стороны, и смотрела в темное ночное небо пустым взглядом. Правда, к моему удивлению, она дышала. Грудь еле заметно поднималась и опускалась. На губах Ангелины булькали розовые пузыри, и даже не будучи доктором я бы мог точно сказать, у нее повреждены внутренние органы. Или орган. Не знаю. Но явно Романовская не жилец. Даже если я сейчас вытащу этот чертов прут, ничего не изменится. Вернее, изменится, но скорее всего в худшую сторону.

— Дура, блин…дура! — Я с разбегу хлопнулся на колени, прямо рядом с Ангелиной.

Что делать, не мог сообразить вообще. Психометаболизм? Хорошо. Могу попробовать. Но пока прут остаётся в ее теле, хрен у меня получится, особенно, если учитывать, что действовать я буду наугад. Чертова биология. Надо было учить анатомию человеческого тела. Это — первое. А второе — буквально прошлой ночью я уже пытался спасти одного человека. Вышла — херня. Нет, он как бы жив, если верить словам Полковника, но сам процесс спасения выглядел совсем не так, как должен.

Попробовать позвать Романовскую, как было с псиоником? Каким образом? Она жива. По крайней мере пока еще. Не добивать же мне ее ради того, чтоб потом вернуть обратно по дороге в неизвестность. Да и кроме того, я сам не понимаю, как это работает. А с Ангелиной уже были прецеденты. Вернее, прецедент. Когда она по моей же вине оказалась в Аду.

— Что ты наделала? — Спросил я Романовскую.

Хотя, на хрена? Не понятно. Взгляд ее, несмотря на хриплое дыхание, все равно был пустым. Я вообще удивлён, что оно еще есть, это дыхание.

— Что происходит? Я спал, а потом меня буквально подкинуло в постели. Какая-то сила словно за шиворот вытащила. Твои шуточки? Развлекаешься?

Я замер, услышав за спиной голос Ликвидатора. Он шел в мою сторону и пока еще не видел самого главного — Ангелину.

Я вскочил на ноги, повернулся, а потом сделал шаг вправо. Перед смертью не надышишься. Чем быстрее Романовский узнает, тем лучше.

— Это…Что ты…Лина! — Полковник сорвался с места, в одну секунду перейдя на бег.

Дальше, собственно говоря, была вполне ожидаемая сцена — убитый горем отец рядом с умирающей дочерью. Кроме одной детали. Ликвидатор не кричал, не рвал волосы