неприятности, мне противостояло много врагов, и моему товарищу пришлось прибегнуть к жестким мерам, чтобы меня вызволить. Пострадали невинные. Это меня гнетет. Не лучше ли было мне потерпеть и даже погибнуть, чем допустить это?

‒ Сколько невинных погибло?

‒ Ни одного, но пострадавших было много.

‒ Война — дело жестокое, сын мой, и никто из нас не совершенен. Погибших не было, это уже большое счастье.

‒ Так же и я говорю себе, но это не помогает. Если я однажды стану командиром, однажды на моих руках будет кровь невинных, потому что я отдам приказ, который кто-то, возможно, выполнит без оглядки на жертвы.

‒ Такова судьба командира, сынок. Люди не твои манипуляторы, у них свободная воля и они действуют по своему усмотрению. Если они превысили свои полномочия, то их вина, не твоя.

‒ Это так вы оправдываетесь насчет тех шести арестованных, которых послали за моей головой? Как вы сформулировали приказ? «Отберите у него данные любой ценой»? Или «Бейте его, пока не отдаст»?

После долгого молчания из священнической части исповедальни донеслось:

‒ И у тебя хватило наглости не только прийти сюда, но и осквернять Таинство исповеди?

‒ Я искренне исповедуюсь, сударыня. Моя вина в том, что я переборщил с самозащитой, и я в этом каюсь. Нигде не сказано, что священник сам должен быть безгрешен. Это, в конце концов, невозможно. Официально. Я исповедуюсь искренне, потому что чувствую свою вину. А вы?

‒ Если бы твое покаяние было искренним, ты бы уже сдался полиции.

‒ Полиция уже направляется сюда. Скажите, вы правда думаете, что я украл данные для синоби, или просто так сказали своим людям, чтоб совесть их не очень беспокоила?

‒ Убирайся вон.

‒ Вы же так хотели меня схватить, а теперь прогоняете? Ну же. У меня есть то, что вы ищете. Только у меня. Ни у кого другого. Вам нужно? Попробуйте взять.

‒ Решил поднять бучу в храме Божьем?

‒ Данные записаны в нейроствол, нейроствол у меня в затылке, соединен с гипоталамусом. В крови появится наркотик — данные сгорят. Я потеряю сознание — данные сгорят. Я умру — данные сгорят. Будет превышен болевой порог — данные сгорят. У меня на голове рабский шлем — данные сгорят. Но вы можете получить их, если убедите меня их отдать.

Недолгое молчание.

‒ Ты понятия не имеешь, во что влез.

‒ Именно это я и хочу исправить. Какие эксперименты проводились в секторе Сатори? Что такое Тифон? Почему Синдэн в это влез?

‒ Эта информация не предназначена для синоби и их приспешников. Если ты действительно верный сын Церкви и Империи, если ты не продался Рива, ты отдашь данные тем, кому они принадлежат, без объяснений, без условий, ради Божьей любви, покорно и смиренно.

‒ Кому я должен отдать данные? Кому они принадлежат?

‒ Отдай их мне, этого достаточно.

‒ У меня другая идея. Что если я полечу на Эрин и отдам их в собственные руки императору Брендану? Как верный сын Империи?

Долгое молчание. Кажется, госпожа командор не считает, что император Брендан будет достойным адресатом.

‒ Делай как знаешь, ‒ раздалось наконец. ‒ Ты мне противен.

… Я тоже не жду вашего одобрения, госпожа, лишь бы вы передали весточку тому, кто вас на меня натравил.

‒ Слава Иисусу Христу, ‒ кто-то вошел в двери храма. ‒ Офицер Айдан Сиван. Господин Йонои, командор Фоукс, вы тут? Нам нужно поговорить.

В кабинете командора Фоукс стоял кидо несколько устаревшей (а разве кто-то жертвует в Синдэн что-то новое?) модели «Конхобар». Дик с уважением поглядывал на панцирь, покрытый боевыми царапинами и вмятинами. Конечно, царапины по возможности полировали, а вмятины выправляли, но следы всё равно оставались. Дик тайком шепнул Сабатону проверить этот панцирь, и узнал, что он совершенно боеспособный, заряженный, хоть и не имеет вмонтированного оружия.

Командора Фоукс никто не учил, как вести себя на допросах. Она знала только одну тактику: все отрицать. Нет, не отдавала охране никаких приказов. Нет, не знает, кто такой Йонои Райан… Ну, то есть, знает, что он Ричард Суна, но не узнала его, когда он вошел. О чем говорили? Тайна исповеди.

Офицер Сиван повернулся к Дику, тот развел руками.

‒ Тайна исповеди.

‒ Мне кажется странным, господин Йонои, что вы пришли исповедаться к человеку, который, с большой вероятностью, отдал приказ на вас напасть.

‒ Ну, Господь говорил: когда согрешит брат твой, иди и скажи ему между собой и им самим.

‒ А вы всегда поступаете как говорит Господь?

‒ Стараюсь.

На лице командора Фоукс отразилось отвращение. Офицер Сиван этого не пропустил.

‒ В чем дело, преподобная мать? У вас другое мнение об убеждениях господина Йонои?

‒ У меня нет желания обсуждать здесь убеждения господина Йонои. Если у вас есть повод арестовать меня — арестуйте. Если нет — будьте добры покинуть храм Господень.

‒ Капитан, к парадному и черному входам храма одновременно подъехали два кара. Из них выходят вооруженные люди.

Дик вскочил.

‒ Закрой двери!

‒ С чего бы? ‒ усмехнулась госпожа Фоукс.

Двери в храме с лязгом позакрывались: Сабатон не стал ждать, пока Фоукс отдаст команду.

Дик пояснил:

‒ Сюда идут убийцы.

Из-за дверей, из храма, раздались выстрелы и звук падения тела. Охранник? Началась перестрелка. Фоукс выхватила из стола плазменник и флорд.

‒ Капитан, два охранника убиты, воспользуйтесь вентиляционным отверстием.

‒ Стоять! ‒ крикнула Фоукс, наводя на Дика плазменник.

‒ Вы целитесь в гражданского в присутствии офицера полиции, ‒ очень спокойно сказал Сиван.

‒ Они и вас убьют, ‒ добавил Дик.

‒ Я поклялась отдать жизнь за правое дело, ‒ ответила женщина.

‒ Вы уверены, что оно правое? ‒ Дик шагнул в сторону. Он не рассчитывал переубедить