Однажды Бенуаз, который никогда не был королевским фаворитом, секретарь, забыл свою папку на столе кабинета короля в Лувре. Король открыл ее и обнаружил бумагу, на которой рукой Бенуаза было написано: «Казначей моих сбережений». Генрих III, не долго думая, подписал ниже: «Вы выплатите господину Бенуазу сумму в 1000 экю». Бенуаз, вспомнив о своих бумагах, вернулся и начал горячо благодарить Его Величество, после чего король увеличил сумму до десяти тысяч экю.

Что же касается миньонов, то Этьен Паскье писал в 1589 году: «Он чрезмерно любил своих фаворитов, сам не зная за что».

Возможно, подобная черта досталась королю в наследство от отца. Генрих II настолько любил своего коннетабля Монморанси, что повелел, чтобы после кончины их сердца положили в одном памятнике, созданном Жерменом Пилоном, где эта урна с двумя сердцами поддерживалась тремя грациями. Никому и в голову не пришло упрекнуть Генриха II в такой крепкой мужской дружбе. Надо сказать, что шедевр Лувра «Три грации» является ранней работой Пилона. Три добродетели возвышаются на пьедестале треугольной формы, поддерживая золоченую урну. Фигуры граций исполнены изысканности, а их немного удлиненные пропорции соответствуют школе Рафаэля и искусству Фонтенбло; в духе школы Фонтенбло переработаны и римские драпировки. Фигуры – воплощение гармонии; их отличает свободная грация движений и особая тонкость исполнения.

Ж. Пилон. Три грации

Хотя Генрих III и вошел в историю как король миньонов, в его жизни очень большое место занимали женщины. С юности герцог Анжуйский имел склонность к любовным похождениям. Один из итальянских гостей замечал: «Этот принц развлекается охотой в Лувре. Он смело ухаживает за женщинами и, добившись их однажды, скоро не отпускает». Отношения с женщинами по продолжительности были различными, но ни одну нельзя было назвать официальной любовницей.

Свою жену, Луизу Лотарингскую, Генрих искренне любил и не желал унижать супругу тайными удовольствиями. Да и Екатерина Медичи не потерпела, если бы ее сын обзавелся официальной любовницей. И все же король был настоящим мужчиной, и, несмотря на атмосферу высокой нравственности, которую королевская чета желала насадить в Лувре, очень трудно было устоять перед таким обилием изысканных красавиц. Король порой не мог удержаться и бросал свой платок той или иной даме. Иногда Генрих III посылал дворянина из свиты договориться о свидании с понравившейся прелестницей. Одна дама в таком случае ответила посланнику: «Что ответить? Что-нибудь другое, чем то, что я прекрасно знаю, поскольку отказ не послужит на пользу тому или той, кто дал его королю».

Первой в сады Венеры провела принца придворная дама – «прекрасная Руэ», однако правила она недолго, вскоре забеременела, и ее сменила мадам д’Эстре.

Деспорт посвятил этому эпизоду целую элегию:

«Так герцоги и принцы будут участвовать в охоте

И не откажутся ни от чего, лишь только б получить ваше расположенье.

Тут вздохи, слезы, клятвы, но, как только они добьются вас,

Немедленно к другой красотке они протянут свои сети».

Вот настолько жесток был королевский двор в Лувре к отвергнутым красавицам. Между прочим, и суровый воин Брантом не удержался от эпиграммы и желания посмеяться над дамой, от которой отвернулось счастье:

«Как видим, Руэ теряет румянец,

Карьеру, скрываясь,

В то время как солнечный лик свой

Являет ему Шатонеф».

С госпожой Шатонеф принцу Анжуйскому пришлось нелегко. Он вел осаду этой неприступной «крепости» по всем правилам. Женщина действительно была очень красива, а величественная осанка делала ее похожей на богиню. Она обладала нежнейшей кожей и длинными золотыми косами. Все придворные поэты боролись за право воспеть ее – Баиф, Ронсар, Депорт и даже безнадежно влюбленный в красавицу Брантом.

Госпожа Шатонеф сначала оказала сопротивление, боясь быть брошенной, подобно своей предшественнице, однако тут адвокатом короля выступил Деспорт:

«Когда вы не полюбите меня,

Лишив чудесного благоволенья,

Величье без любви презренной вещью станет».

Как ни горда была Шатонеф, но все же и она подобрала платок, брошенный ей Генрихом III. После этого она была постоянной спутницей герцога Анжуйского на протяжении трех лет.

Следующей любовью Генриха III стала Мария Клевская, и страсть к ней была мистической, платонической и совершенно безнадежной. Когда Мария в 1574 году умерла, Генрих предавался безудержному горю.

После этого король женился на Луизе Лотарингской, и его любовные похождения приобрели эпизодический характер. К тому же Луиза была хороша собой, о чем ярко свидетельствуют ее портреты, изображающие высокую красавицу с белокурыми волосами. Один из венецианцев писал о ней: «Она все время смотрит на него (короля) влюбленными глазами». В одном из своих писем Луиза называла себя счастливейшей женщиной в мире. «Генрих так добр ко мне, что я молю Бога сохранить его, и хочу жить только ради него одного…»

Конечно, супружеская жизнь не всегда была безоблачной, но никто не может отрицать того, что супругов объединяли самые высокие чувства. Например, когда в Лувре проходило празднование свадьбы Жуаеза, королева-мать вошла без предупреждения в королевский кабинет и увидела, как король расположился на низком сиденье с королевой на руках. Екатерина весьма пожалела в тот момент, что комната не заперта.

Единственное, что печалило Луизу, – это отсутствие детей. От подобных мыслей она дурнела и становилась мрачной. Даже узнав о какой-нибудь очередной мимолетной неверности супруга, королева никогда не решила бы отомстить подобным образом. Напротив, когда Генриха III убили, Луиза не переставала кричать о своем горе. Она просила Рим воздать должное памяти Генриха, требовала снять с него обвинение в убийстве кардинала де Гиза. В истории было немного королев, которые с подобным постоянством предавались горю и печали.

Таким образом, несмотря на мелкие недоразумения, которые случаются в каждой семье, король мог твердо рассчитывать на свою жену, на ее истинную любовь, гораздо более сильную, нежели лживая любовь по крови; о ней Генрих имел представление и на примере собственной матери, и на примере сестры Маргариты и брата Франсуа. Отношения с двумя последними у Генриха очень скоро переродились в ненависть.

Маргарита и Франсуа составляли против Генриха некий постоянный союз. Маргариту нельзя было назвать красавицей в полном смысле этого слова, однако она отличалась элегантностью и нравилась мужчинам, но Франсуа являлся настоящим уродом – маленького роста, с лицом, изуродованным оспой, с носом, похожим на громадный прыщ. В интеллектуальном отношении Франсуа также не