стоит прямо сейчас завернуть на рынок, пока ещё не все торговцы свернули свои лавочки до завтрашнего дня. Мысли эти наполнили рот слюной в предвкушении вкусного ужина, а на сердце потеплело от мыслей о приятном вечере в компании подруги, с которой можно будет обсудить и дурака-купца, и…

Погруженная в приятные мысли, Мия как раз свернула с площади на одну из улиц, ведущих почти напрямик к рынку, когда кто-то со всей силы схватил её сзади за шкирку и, как ей показалось, подбросил ввысь. Мир вокруг качнулся, ворот платья больно врезался в шею, Мия забила руками по воздуху, пытаясь схватить нападавшего, лягнулась ногой, но попала только во что-то твердое, кажется, металлическое, к чему ещё и со всей силой приложилась левым бедром. От боли перед глазами вспыхнули искры, и она каким-то чудом не вскрикнула — хотя нет, не чудом, годами утомительных и жестоких тренировок, которые учили, что даже если тебе больно так, что глаза вылезают из орбит, — молчи и не кричи, не привлекай к себе внимания. Еще один рывок — и она плашмя грохнулась на какую-то ровную, но не слишком чистую поверхность, а потом за ней с легким хлопком закрылась дверь экипажа, ни на секунду не сбавившего скорость. Мия уже тянулась к спрятанному в голенище сапога кинжалу, когда услышала знакомый голос:

— Ну, Кудряшка, удалось что выведать?

— Корсово дерьмо, Ваган, а как-то поаккуратней нельзя? — она приподнялась, потирая ушибленное бедро, которое завтра, видимо, расцветет лиловым синяком, и с отвращением посмотрела на грязь на полу экипажа, в который её затащил мастер — ну вот, опять платье чистить придется.

Ваган ничего ей не ответил, только открыл небольшую заслонку на стенке экипажа и крикнул извозчику:

— Вези через улицу Аптекарей, да поживей!

Извозчик было начал бурчать, что мол они же совсем близко к Восточным воротам, и чего ради делать такой крюк, но почти сразу замолчал, свистнул лошадям и щёлкнул коротким кнутом, разворачивая почти что в противоположном направлении — перечить благородному господину себе дороже, какую бы сущую глупость тот ни попросил.

— Ближе к делу, Мия. Тебе есть что мне рассказать? — Ваган расположился на обитом тёмной кожей сидении экипажа, широко расставив ноги и опираясь руками на свою трость с округлым набалдашником — на вид золотым, но на деле свинцовым с позолотой, которым легко было раскроить кому-нибудь череп. На другом конце трости пряталось выкидное лезвие, а сам шафт был полым и мог использоваться как тайник. Грязь на полу экипажа Вагана не сильно беспокоила — в конце концов, с ней соприкасались лишь подошвы его блестящих туфель с серебряными пряжками. Мие даже на секунду захотелось схватить его за руку и сдернуть вниз — но, право слово, по отношению к Вагану это было бы слишком жестоко.

— Если господин градоначальник и крутит с кем-то в театре роман, то это, определенно, не юная Сильва, а другая актриса, — Мия прикусила губу, откинулась головой на другое сидение экипажа и прикрыла глаза, восстанавливая в памяти дверь гримерки и надпись на прибитой к ней табличке, — кажется, её зовут госпожа Помпур.

— Помпур, Помпур… Погоди-ка, ей же не меньше… О, это интересно. Ты уверена, Кудряшка?

— Да, уверена. — экипаж слегка занесло на одном из поворотов и сильно тряхнуло, Мия ойкнула и перебралась на сидение напротив Вагана. Она обтёрла испачканную ладонь о край юбки, поправила сбившийся на бок чепчик и снова обратилась к мастеру. — Так что насчёт серебра?

— За серебром завтра зайди. А сегодня вечером, Кудряшка, загляни в гости к господину Барралу.

— К начальнику королевской таможни? В его особняке ведь стражи, словно крыс на складе сыра.

— Ходят слухи, что этой ночью и господину Барралу, и всей его страже будет чем заняться. Мы, знаешь ли, устроим небольшое представление для господина-любителя-театра-градоначальника, — Ваган чуть сдвинул шторку, закрывавшую окно экипажа, выглянул наружу, потом ногой толкнул дверь и кивнул Мие головой. — На выход, Кудряшка. Хорошей охоты!

За приоткрывшейся дверью экипажа мимо проплывали узкие и высокие, словно прижимавшиеся друг к другу кирпичные дома, на первых этажах которых располагались лавочки и магазинчики аптекарей, алхимиков, парфюмеров и торговцев пудрой и душистыми кремами, а на верхних — их лаборатории и жилые комнаты. Рядом с некоторыми дверями на каменной мостовой стояли кадки с невысокими деревцами, а по кирпичам стен змеился зелёный плющ, коренившейся в небольших горшках, закреплённых на кованых балкончиках. Мия подобрала юбку и выскочила из экипажа напротив одной из дверей, над которой на вывеске красовалось множество склянок и флаконов с жидкостями самых разных цветов, а рядом на тёмной доске мелом было выведено: «Сегодня: зелье покойного сна — 7 серебра, кровь феи — 18 серебра, слёзы наяды — 4 серебра/унция». Обернувшись, она проводила взглядом экипаж, уносивший Вагана, точнее, благородного господина Вагаллиса, единственного сына и наследника безвременно почившего благородного господина Вайталлиса, в сторону Верхнего города. В чём-то Ваган был отчаянно похож на свою трость с секретами — и, пожалуй, его секретов хватило бы на целую секретную службу.

Через парадную дверь магазина Мия не пошла, чтобы лишний раз не беспокоить Лаки и её посетителей. Из ещё одного потайного кармашка на сапоге она достала небольшой ключ, отперла неприметную дверь чёрного хода на самом торце дома, и через маленькую, заставленную разномастным скарбом прихожую прошла на кухню.

Удивительно, но кухня пустовала. Никто не мешал пенистое зеленоватое варево в огромном закопчённом котле, не раскладывал на разделочном столе травы для сушки, никто не измельчал в ступке вонючий плесневый гриб и не занимался прочими сомнительными алхимическими практиками. Прислушавшись, Мия решила, что в доме в этот день вообще не было никого из многочисленных учеников и подмастерий. Возможно, Лаккия отправила их собирать какие-нибудь ингредиенты, а, может, эти юные пытливые умы, экспериментируя с рецептами зелий, не соблюли дозировку и сварили какой-нибудь настой, превративший их всех в мышей. По крайней мере, Мия ничуть не удивилась бы подобному. Стащив с головы чепец, скинув платье с фартуком и оставшись в бриджах и простой серой рубашке с шнуровкой у горла, она было хотела повесить запачканную одежду рядом с очагом, чтобы подсохшую грязь можно было счистить щеткой, но потом решила, что в её нагретой за день мансарде вещи высохнут быстрее. Бросив скомканную одежду на деревянный табурет, она наощупь спустилась в тёмный погреб, порыскала там по заставленным деревянным полкам, нашла небольшой кусок копчёного окорока, достала из пузатой бочки пару солёных огурцов, а, вернувшись на кухню, неожиданно для себя обнаружила половину рыбного пирога, заботливо