абсолютно нормально, но я настолько привыкла быть сильной и ни у кого не просить помощи, что вся эта ситуация выбивает меня из колеи и ставит на колени.

Вскоре менты пробивают адрес этой Анфисы, и оказывается, что они с Гордеем живут со мной в одном городе. Новостями я не интересуюсь, поэтому и не знала всё это время, что Гордей живет здесь уже почти год.

Если бы я знала это заранее, то никогда бы сюда не переехала.

Вот только я не провидица, чтобы предсказывать будущее. Иначе бы не привела своего сына сегодня в детский сад.

— И что же вы не поделили со своим бывшим мужем? — спрашивает меня один из оперов, когда мы едем в машине до адреса прописки Анфисы и Гордея.

— Что мы сейчас там будем делать, Олег? Орлов — официальный отец ребенка. Разве он не имеет права взять ребенка на выходные? — нервничает второй, а затем смотрит на меня. — Что у вас там по опеке, София Павловна?

— Никакой опеки совместной у нас нет, и причем тут вообще Гордей? Его жена не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к моему сыну, поэтому это похищение, и никак иначе.

Меня слегка трясет от того, что по закону Гордей и правда может видеться с сыном. Вот только этот самый закон ведь не в курсе того, что Орлов до сегодняшнего дня не знал, что у него есть сын.

Всё то время, что мы едем, дорога кажется мне безумно долгой, и в моей голове рождаются безумные фантазии, как Анфиса, устав от плача моего сына, который наверняка испытывает стресс от похищения, дает ему пощечины или и вовсе бьет.

Эту женщину я совершенно не знаю, поэтому и предсказать ее поведение не могу.

Так что к тому моменту, когда мы подъезжаем к шикарному особняку в центре города, я нахожусь практически на грани обморока.

Первое, что я слышу, когда мы стучимся в дверь, так это плач моего сына, который просто-напросто разрывает мне сердце.

Вскоре дверь открывается, и перед нами сразу же предстает Орлов.

— Отдай моего сына, Гордей! — рычу я и толкаю его в грудь, совершенно не думая о том, какая у него может быть реакция.

Я вбегаю в дом и верчу головой, после чего замечаю невдалеке своего Диму. Выглядит он таким маленьким и хрупким, и так рыдает навзрыд, что у меня сердце обливается кровью.

Я беру сына на руки, и он сразу же утыкается мне лицом в шею. Продолжает всхлипывать, но уже не так надрывно, чувствуя мое присутствие.

— Очередные семейные разборки, — бормочет один из полицейских, а другой на него шикает, чтобы тот заткнулся.

Я оборачиваюсь, собираясь идти к выходу, но в этот момент Орлов встает так, что отсекает мне путь наружу.

За прошедшие три года он изменился. Стал будто шире в плечах, массивнее, на лбу появились морщинки, словно вся его жизнь — это стресс. Но он по-прежнему такой же мощный и внушительный, что и много лет назад, когда мы увиделись с ним впервые.

— Это мой сын, Соня! — цедит сквозь зубы Гордей и недовольно щурится.

Его ладони сжаты в кулаки, а сам он буквально источает гнев, но мне всё равно.

— Да, Соня, теперь это наш сын. Со дня на день служба опеки лишит тебя родительских прав, так что не травмируй психику нашего ребенка и не забирай его, — вмешивается Анфиса, выскакивая из-за спины какого-то серьезного пожилого мужчины, который пока что молча наблюдает за происходящим. — Не хочешь же, чтобы он даже несколько часов провел в детдоме?

Ее голос мне просто омерзителен.

— Вас лишают родительских прав? — с подозрением спрашивает у меня полицейский, а я не отрываю своего взгляда от Гордея.

— Какой же ты гнилой, Орлов. Настолько ненавидишь меня за собственную ошибку, что готов лишить ребенка матери? Это ты мне изменил, так что не смей сейчас так смотреть на меня. Я не сделала ничего плохого. Была любящей матерью для Димы…

— И лишила его отца, — заканчивает за меня по-своему Гордей и хмыкает, делая шаг ко мне. — А меня — моего сына. Ты соврала мне, что он умер при родах, Соня. Это мой сын, а ты отняла у меня целых три года его жизни! И как я об этом узнаю? Из каких-то безликих бумаг! От посторонних людей!

Он трясет перед моим носом папкой, и я зажмуриваюсь, не желая смотреть ему в лицо. — Это мой папа? — вдруг раздается голос моего сына.

Дима поднимает голову и с любопытством смотрит на Гордея.

А я застываю, не в силах вымолвить ни слова.

Но не одна я нахожусь в шоке.

Анфиса во фразе Гордея слышит то, что выбивает из колеи именно ее.

— От посторонних людей, Гордей? Я твоя, между прочим, законная жена!

Глава 9

Несмотря на то, что вокруг разгорается спор между Гордеем и Анфисой, которая пытается заставить сказать мужа, что тот ее любит и ценит, я не могу двинуться с места, так как в моих ушах до сих пор стоит звон от вопроса моего сына, который был полон любопытства.

— Мама?

Дима пытается привлечь мое внимание и трогает мое лицо обеими ладонями, чтобы заставить меня посмотреть ему в глаза. В детстве у меня никогда не было такой тяги, и я вдруг осознаю, что это ему досталось от Гордея. Тот, когда хотел что-то получить или узнать, всегда бил в одну точку, чтобы достичь желаемого. Так и Дима сейчас не собирался давать мне увильнуть от его вопроса.

— Давай дома поговорим, сынок. Ты проголодался?

Я пытаюсь хоть как-то его отвлечь, чтобы он не сильно зацикливался на том, что сейчас происходит, но, видимо, он испытал сильнейший стресс для своего возраста, так как хмурится и качает головой, давая мне понять, что переводить тему смысла мне не имеет.

— Уважаемые! — вдруг произносит один из полицейских, тот что постарше, пока другой явно пытается слиться со стеной.

— Вы всё еще тут? — спрашивает отец Анфисы, судя по их фамильному сходству.

Нет, внешне они совершенно не похожи, но взгляд у них один-в-один, из чего я делаю вывод, что он ее родственник, раз до сих пор присутствует при этом скандале, и никто не обращает на него внимания.