Шрифт:
Закладка:
Впрочем, я себе льщу. На том свете меня тоже ждет котел с кипящим дерьмом.
Юлька прячет чистую марлевую повязку под эластичным бинтом, закрепляет его края пластырем и удовлетворенно кивает:
— Все, как новенький. Дуй к себе, Анжела звонила — с минуты на минуту прискачет. Да, надень кофту с длинным рукавом, вчера мы ничего ей не сказали!
***
Выбираюсь из-под Юлькиного одеяла и едва не падаю на пол. Стены кружатся, как адская карусель. Меня мутит.
Юлька ржет вслед:
— Штаны твои на стуле, кисейная барышня!
По пути хватаю постиранный и высушенный прикид, натягиваю штаны и замызганную отцовскую толстовку с надписью Nirvana и вываливаюсь в общий коридор, провонявший сыростью и жареной картошкой.
Я ловлю полноценный приход с потемнением в глазах, яростным свистом в ушах и яркими звездочками на периферии зрения. Умываюсь на кухне ледяной водой, локтем толкаю фанерную дверь, огибаю древний полированный шкаф и, вцепившись в его угол, борюсь с подкатившей дурнотой.
Видимо, плавал вчера я все же долго.
Отдышавшись, одергиваю рукава и матерюсь в голос: в потертом кресле Князя, как на гребаном троне, восседает разъяренная Анжела и вертит в руках мой сдохший айфон.
— Где ты был, шакал? — ее губа, все еще распухшая от недавней инъекции филлеров, жутко дергается. — У этой шаболды ночевал?!
— Не знаю, о ком ты, — без сил опускаюсь на край дивана и жду: оплеухи, истерики или поцелуя с языком... мне пофиг. Все равно ничего не смогу предпринять.
Она подсаживается рядом, проводит кончиком носа по моей шее и вкрадчиво шепчет:
— У вас ведь что-то было, да?
Мотаю больной головой, и в ней катается пудовая гиря.
— Посмотри мне в глаза, — придерживая мой подбородок, воркует Энджи, сканирует меня взглядом и ухмыляется. — Вот так... Хорошо...
То, что она углядела в моем гнилом нутре, моментально улучшает ей настроение.
— Знаешь, Влад, я горжусь, что ты вырос таким, — она гладит меня по волосам, запускает в них пальцы и резко дергает.
— Каким? — зашипев от боли, на всякий случай уточняю я.
— Разборчивым. Холодным. Равнодушным. Разумным...
— Да уродом я вырос, Энджи! — не выдержав, перебиваю ее тошнотворный бред и рывком высвобождаю свои патлы. — Хватит ломать комедию, зачем пришла?
— Чтобы подвезти тебя до университета. Как чувствовала, что ты туда не собираешься, ленивая мразь.
Она встает, снимает с дверки шкафа полиэтиленовый чехол, разворачивает его и бросает на меня черный пиджак, отутюженную белую сорочку и темно-вишневый галстук.
— Ох, как здорово, Анжел! Вот на нем и вздернусь.
— Ты сейчас же отдуплишься, приведешь себя в порядок и спустишься к машине. У тебя десять минут.
Цокая пятнадцатисантиметровыми шпильками, Энджи эффектно удаляется, и ее обтянутый голубыми джинсами зад, покачиваясь, скрывается за углом. Трезвой она круто разруливает проблемы и вполне может сойти за любящего родителя.
Она и по пьянке всегда отдает отчет своим действиям.
Со всех сторон подступает тишина, в груди что-то ноет, раны наливаются болью. Здесь, в компании недопитой Князем бутылки, ощетинившейся бычками пепельницы и разъедающей внутренности вины я рискую тронуться умом.
Слизываю кровь с треснувшей губы, вздыхаю и скептически осматриваю принесенные Анжелой шмотки.
Вкус у нее отменный. Но не имеет ничего общего с моим.
***
Иногда мне на глаза попадаются новости криминальной хроники о таких же чокнутых извращенках, как Энджи. И под каждым постом озабоченные задроты дружно жалеют преступниц: «Почему на месте пацана не я? Уж я бы ее не сдал».
Я впадаю в ярость и долго не могу успокоиться.
Чувак, ты бы е*анулся, если бы был на моем месте.
Это случилось сразу после похорон отца — вся моя скорбь по нему вылилась в парализующий, леденящий душу ужас. Стучали зубы, дрожали руки, разверзалась земля. Я не мог находиться в своей в комнате, Энджи тоже боялась ночевать одна... и позвала меня к себе.
Я не ощутил ничего, кроме дискомфорта, выкрутил все эмоции и чувства на минимум — где-то там они до сих пор и пребывают. А потом лежал неподвижно, прислушивался к ее ровному дыханию и... плакал. Ни хрена не соображал, но отчетливо понимал, что шагнул в ад.
Это и сейчас не приносит мне ничего, кроме ненависти к себе и желания отмыться. Но, стоит услышать, что ей страшно, страшно становится и мне. И хочется спрятаться от одиночества и своих демонов хотя бы под ее одеялом.
— Мы на месте! — солнечно улыбаясь, Энджи паркуется возле университетского корпуса и заботливо поправляет мой галстук. — Будь хорошим мальчиком. Поменьше рисуйся, пореже открывай поганый рот, и все будет окей...
— Спасибо, ма, — обворожительно подмигиваю ей, прихватив рюкзак, вытряхиваюсь наружу и хлопаю дверцей. К каменным колоннам у входя тянутся бледные студенты в строгих костюмах и пуританских платьишках.
Я здесь лишь для того, чтобы огрести еще больше лютого хейта. И тогда, возможно, бедная Кнопка сможет меня простить...
Ослабляю удавку на шее, высвобождаю сорочку из-под ремня и расстегиваю у горла на две пуговицы.
Закидываю в рот мятную жвачку, прячу руки в карманы клетчатых штанов и, расправив плечи, вваливаюсь в огромный мрачный холл.
***
Глава 10. Эрика
Я всю ночь не спала и совершенно разбита — веки опухли от слез, тяжко болит голова.
Гибель Дины меня потрясла. Завернувшись в плед, я сидела в темноте и рыдала так, что сводило дыхание, немели руки, а зубы выстукивали дробь.
Но за окном затеплилось новое утро, и скорбь постепенно становилась прозрачнее, невесомее, светлее... Я приняла случившееся, смирилась с тем, что отзывчивой маленькой Кнопки больше нет, и я никогда не узнаю, какой она была на самом деле.
И тут же в душу закрался ужас: я одна, в чужом городе, с кучей шрамов на сердце и с одним, самым уродливым, на теле. Я без проводника. Без поддержки. Без друга, на которого так рассчитывала...
***
В телефоне срабатывает будильник, напоминая, что пора собираться на занятия. Встаю, шаркаю в потемках в ванную и, подставив ладонь под струю прохладной воды, пытаюсь отвлечься и найти мотивацию на предстоящий день.
Он обещает быть сложным.
Необходимость поступления в вуз не казалась мне волнительной и важной, скорее удручала — я неплохо училась, но не могу назвать блестящими свои
