Шрифт:
Закладка:
– Заткнись! – Мое лицо горит от грубости его недвусмысленных слов.
У какого типа людей так много вопросов о том, как кто-то потерял свою девственность?
Хуже того. Почему выражение его лица темнеет с каждым вопросом, как будто он… злится?
Рука Эйдена проникает мне под юбку, и он раздвигает мои бедра.
Я кричу, мое сердце сжимается, превращаясь в черную дыру.
– Э-Эйден, что ты делаешь?
– В последний раз повторяю, я – Кинг. – Его лицо совершенно непроницаемо, за исключением легкой ухмылки. – Ты сказала, что подашь на меня в суд за сексуальное домогательство.
– Ч-что?..
– Это твой счастливый день. Я воплощаю заявление в реальность.
– Ты… ты же не серьезно? – мой голос срывается.
– Я когда-нибудь шутил с тобой, Отмороженная?
Я борюсь с ним, мое сердцебиение учащается с каждой секундой, и я не могу сдвинуться с места.
– Эйден! Хватит!
– Неправильное имя. – Он напевает, его палец теребит край моих трусов.
Чем больше его пальцы вторгаются во внутреннюю часть моих бедер, тем сильней сжимается мое горло. Чем сильней я пытаюсь сомкнуть ноги, тем больнее он раздвигает мои бедра.
Мои стены рушатся, и я чувствую, что проигрываю и разбиваюсь на куски из-за него.
Я набираю воздух в легкие и пытаюсь выровнять свой голос. Дядя Джексон всегда говорил мне, что лучший метод ведения переговоров – это быть уверенным. Даже если это фальшь. Если я покажу слабость, Эйден только бросится на это, как акула на кровь.
Мой лучший выбор – быть спокойной, как бы тяжело это ни было.
– Кинг! – выпаливаю я. – Теперь ты счастлив?
Он одобрительно улыбается.
– Не совсем, но ты учишься.
– И?
– Что «и»?
– Я назвала тебя по твоей дурацкой фамилии, чего еще ты ждешь? Что я тебе в ноги упаду, как короля поприветствую?
Он усмехается.
– Давай оставим это на другой день.
Как будто у нас когда-нибудь будет еще один день с этим ублюдком. Тем не менее я улыбаюсь.
– Отлично. А теперь отвали.
– Знаешь… – Он замолкает. – Ты действительно поступаешь глупо.
– Что?
– Когда твой противник бросается в атаку, ты должна держаться внизу, а не врезаться в него головой вперед. Ты единственная, кто пострадает.
Что бы, черт возьми, это ни значило.
– Я был готов отпустить тебя, но ты разозлила меня, поэтому я передумал.
Я внимательно наблюдаю за его бесстрастным лицом. Если не считать легкого подергивания его левого глаза, на мой взгляд, он выглядит умиротворенным.
Совсем не разъяренным.
Но опять же, что, черт возьми, я знала о языке тела Эйдена? Он как крепость.
Невозможно взобраться, заглянуть через него или уничтожить.
– Тогда передумай назад, – бормочу я.
– Это так не работает.
– Отпусти меня, и я никому не скажу, – говорю я своим самым нейтральным тоном.
– Вот так? – Его пальцы рисуют маленькие круги внутри моих бедер, и я сжимаю кулаки от этого ощущения.
Я сдерживаю дискомфорт и чертово покалывание.
– Да. Я просто хочу закончить этот год спокойно.
– Что заставляет тебя думать, что я хочу, чтобы у тебя был хоть какой-то покой, Отмороженная? – Он резко сжимает мою промежность. – Ты была рождена, чтобы страдать.
Я вскрикиваю от этого навязчивого жеста. Волна проносится прямо от того места, где он сжимает меня, по всему моему телу.
Эйден наблюдает за мной своими садистскими глазами. Только теперь блеск становится темнее. Более туманным, глубоким.
Ему нравится оказывать на меня такое воздействие. Он получает от этого кайф.
Как наркоман, который не может насытиться, он, кажется, готов к большему.
Чем упорнее я отказываюсь, тем более радикальными становятся его методы.
Это началось с того, что он потребовал мой телефон, затем он захотел, чтобы я называла его по фамилии, затем он захотел, чтобы я извинилась.
Всякий раз, когда я говорю «нет», его нападение становится безжалостнее.
Беспощаднее.
Я провоцирую монстра.
Настоящего монстра.
За годы моей борьбы с хулиганами я научилась никогда не давать им того, чего они хотят. Если я признаю их издевательства или покажу им, что мне не наплевать на то, что они делают, это даст им стимул давить сильнее.
Эйден опаснее обычного хулигана, но все равно он хулиган.
Только ему не нужны ни эти извинения, ни мои мольбы, ни даже этот чертов телефон. Он хочет моей борьбы.
Он хочет моей беспомощности.
Моей слабости.
– Мне жаль, – выпаливаю я и пытаюсь говорить искренне.
Он на секунду приостанавливает свои ласки, но не отпускает меня. Его взгляд встречается с моим, и его левый глаз подергивается, прежде чем он нажимает большим пальцем на мой клитор под тканью.
Мои ноги дрожат, и я ненадолго закрываю глаза, желая, чтобы это чувство ушло к чертовой матери. На меня не должно влиять то, что делает этот монстр.
– Почему ты это сказала? – спрашивает он.
– Ты сказал мне извиниться.
– Но ты не имеешь это в виду. – Он наклоняется ближе и шепчет горячим дыханием мне на ухо, в его голосе веселье. – Ты серьезно думала, что я куплюсь на это, сладкая?
Сладкая?
Какая, к черту, сладкая?
Мне требуется вся выдержка, что у меня есть, чтобы не дать своему гневу выплеснуться на поверхность. Мне так сильно хочется надавить на него, но я знаю, что это только даст ему преимущество.
Тип Эйдена любит сопротивление, крики. Это его движущая сила.
Я выравниваю свой тон.
– Я извинилась, как ты просил.
– В извинениях отказано, – он размышляет. – Из всех людей ты не имеешь права играть со мной в игры.
Из всех людей? Что, черт возьми, это должно означать?
– Ты сказал, что отпустишь меня. Это несправедливо.
– Я разве говорил о справедливости, хм?
Как я должна победить, если он продолжает менять правила?
У меня в голове мелькает идея. Это то, чему я научилась из старых китайских военных книг.
Когда вы загнаны в угол, используйте механизм атаки вашего противника.
– Чего ты хочешь, Эйден? – Я смягчаю свой тон. – Скажи мне.
Должно быть, он чего-то хочет. Если он задал мне этот вопрос, значит, у него уже должен быть свой собственный ответ.
– Дай угадаю. – Он невесело улыбается. – Ты воплотишь мое желание в жизнь?
– Если ты меня отпустишь. – Это опасная игра, и он может снова играть нечестно.
– Ты никогда
