Шрифт:
Закладка:
Рождествено как архитектурный памятник описано монографически. Однако следует отметить здесь именно те детали, которые составляют отличительные особенности "деревянного классицизма". И они есть. Таковы прежде всего наличники окон, вернее, полочки поддерживаемые простенькими кронштейнами, несомненно, родившимися из практической необходимости отвести от рамы дождевую воду. Затем это колонки галереи и маленьких портиков, украшающих фасады вынесенных вперед флигельков. Это совершенно откровенные столбы, иногда даже чуть искривленные древесные стволы, вверху и внизу обведенные неким подобием базы и капители. Своеобразно также применение рустики — набитые на углах и вдоль стен дощечки продиктованы не чем иным, как желанием замаскировать швы между досками и стык их на углах и, кроме того, уже чисто практически — закрыть щели обшивки. А затем, конечно, своеобразно все красочное решение — сочетание серого дерева и белых оштукатуренных столбов колонн. Не оно ли подсказало такую же, применявшуюся в классицизме расцветку и каменных зданий — или, может быть, сходство здесь только случайное?
Дом в Рождествене, широко раскинувшийся в стороны с полукруглым cour d’honneur, где раньше были традиционные солнечные часы, построен на неровном месте. Вот почему под фасад соединительного корпуса подведен нижний каменный этаж — фундамент. Получившееся как бы совершенно самостоятельное здание украшено четырехколонным портиком, несущим балкон с типичными для классицизма решетками, состоящими из входящих друг в друга кругов. Внутри дом совсем пуст. Но еще в 1925 году стояли здесь кое-какие вещи. В громадном длинном зале, занимавшем целое крыло дома, были целы еще монументальные шкафы, вмещавшие ‹огром›ную библиотеку, бесследно исчезнувшую, частью погибшую и обезличенную в хаосе вывозов, бросивших отдельные тома на мостовые книжных развалов Сухаревки, Смоленского рынка и Китайской стены, где новые чудачливые собиратели взволнованно переживали в годы революции радость находок и открытий. Несомненно, сооруженные некогда здесь же, в усадьбе, эти библиотечные шкафы вместе со старинным типичным роялем Вирта наполняли светлую солнечную залу необъятным миром идей и образов. В комнатах левого флигеля была цела еще в начале 20-х послереволюционных годов мебель красного дерева и висело несколько картин и гравюр, в том числе два вида Рождествена работы Фрикке. Тут же сохранилась любопытная игрушечная колясочка в виде люльки на ремнях, точно модель большого экипажа начала прошлого столетия. В парадных комнатах верхнего этажа, в среднем корпусе, где висели прежде портреты владельцев — Кутайсовых и Толстых, была цела скромная лепнина карнизов и угловые, с круглящимися выемками печи. В трехчастное окно-дверь садового фасада, за решеткой перерезающего колонны балкона, открывается в обрамлении колонных капителей несравненный вид, особенно осенью, в солнечный день, когда багряными и золотыми оттенками загораются верхушки лип, кленов, берез и осин, оттененных темной хвоей елок. В этом исключительном виде, в этой вибрации света и красок — одно из самых замечательных впечатлений от Рождествена.
Парк Рождествена по своему типу напоминает парки соседних усадеб Звенигородского уезда — Ильинского, Петровского, Усова. Для него использован естественный высокий берег реки. Здесь прихотливо вьются дорожки, сначала около дома, в кустах буйно разросшейся сирени, потом среди шпалер некогда подстригавшихся акаций. Справа от дома на откосе стоит грот из дикого камня с муфтированными колоннами на гранях и стрельчатыми окнами. Внутри устроено довольно обширное круглое помещение под сферическим куполом. Упавшие камни, ступеньки из плит, вросших в землю, стена, полуразрушенная, с нишами, трава и мох, вросшие в камень, молодые деревца — все это создает впечатление той романтической заброшенности, на которую, конечно, и рассчитывали устроители этой затеи, столь полюбившейся помещичьей России. Прошедшие десятилетия, в особенности же годы разрухи, придали этой нарочитой руине подлинный вид... Другая дорожка, в противоположном направлении, приводит к полукруглой нише, также выложенной диким камнем, где устроена каменная скамейка с расчищенной перед ней просекой, открывающей дивный вид поверх древесных крон. Здесь снова почти тот же ландшафт, что виден из верхних окон дома.
Хозяйственные постройки Рождествена вытянуты в одну линию, вдоль двора и въездной аллеи. Это сначала два деревянных домика с колоннами-столбами, а затем большое кирпичное, с белокаменными деталями здание конюшен. По длинным фасадам расположены арочные окна, узкие же — украшены двумя колоннами в антах. Тип греческого храма явился почему-то наиболее удобным для конюшни или скотного двора в эпоху классицизма. С подобными хозяйственными постройками еще не раз придется встретиться.
Церковь Рождествена находится на деревне. Классическая, она украшена колонными портиками и увенчана куполом на барабане. Однако в пропорциях последнего, вернее в его отношении к массиву здания, чувствуется какая-то недоделанность. Весь храм оказался каким-то приземистым. Внутри два надгробия, облицованные полированными мраморами и гранитами, повествуют красивыми литерами на бронзовых досках об устроителе усадьбы павловском брадобрее графе Кутайсове и о его жене графине Резвой.
Церковь Рождества Христова (1810—1823) в селе Рождествено на Истре. Современное фото
Сватово
Немного сохранилось в России усадеб первой половины и даже середины XVIII века. Во-первых, потому, что в это время придворное дворянство, носитель новых вкусов, отстраивалось в Петербурге и его окрестностях, а дворянство земельное, придерживавшееся консервативного уклада жизни, довольствовалось по-прежнему деревянными хоромами. Глинки графа Брюса 20-х годов XVIII века, Кусково Шереметевых, Руднево Стрекаловых в Тульской губернии, Ясенево
Бутурлиных, Белкино, Филисово, Воронцовка, Андреевское Воронцовых, Прыски Кашкиных в Калужской губернии — вот, собственно, те немногие усадьбы, которые возникли до 60-х годов XVIII столетия и сохранились посейчас. К числу этих усадеб принадлежит и Сватово. Здесь уцелел двухэтажный дом-"ящик" с окнами, украшенными нарядными изломанными, барочными наличниками. Внутри многое было переделано последним владельцем гр. С.С. Головиным, большим любителем старины. Лестница и зал были настолько хорошо отделаны пилястрами и лепными веночками, что могли многих ввести в заблуждение. Во всех комнатах стояла здесь старая мебель красного дерева и карельской березы. В одной из гостиных висела картина Брейгеля — типичный “прозрачный” ландшафт, оживленный человеческими фигурами, и еще несколько других холстов старых мастеров. Крепкие стены сватовского дома сделались хранилищем всевозможной усадебной старины, усердно собиравшейся владельцем. Так, балкон дома со стороны сада украшали чугунные решетки, снятые с безвременно погибшего в Москве особняка Леонтьевых, в парке появились статуи, купленные где-то в усадьбах, а при въезде в Сватово проектировались ворота, для которых предназначались львы, продававшиеся Английским клубом после того, как они были сняты с ворот,