Шрифт:
Закладка:
Какое-то время Андрей молча жует и смотрит в другую сторону. А потом нерешительно говорит:
– Э-э-э, если честно, я пошутил. Думал, мы посмеемся вместе. Ни за что бы не подумал, что ты и правда это сделаешь.
Вот черт! Ну конечно! Вспыхнув, я вскакиваю и стремглав несусь к школьным воротам.
– Саш! – кричит вслед Андрей.
Я бегу.
В итоге я делаю то, что сделал бы на моем месте любой нормальный человек: смываюсь с трех последних уроков, а дома зарываюсь головой в подушку и беззвучно кричу.
Выходные проходят почти без происшествий. Я валяюсь на кровати, делаю уроки, много читаю, развожу бардак, убираю бардак, играю с Ксю, готовлю воскресный ужин – последнее, правда, было ошибкой. Вечером мы с мамой устраиваемся перед телевизором, чтобы в стотыщпятисотый раз пересмотреть «Аббатство Даунтон». Не спрашивайте. Это как наркотик. Мы просто не можем остановиться.
Кроули опять попадает в аварию, и мама опять плачет. Она всегда плачет на этом моменте.
– Все, выключай, – хлюпает она носом. – Не могу смотреть дальше.
Я покорно выключаю и протягиваю ей салфетку. Мама сморкается тихо, словно сопливый ниндзя. Она частенько шутит, что это особая суперспособность матерей – делать все беззвучно, лишь бы только ребенок не проснулся.
– Не хочешь пойти погулять?
– Э-э-э, – отвечаю я.
На улице хлещет дождь. Ветер дует такой, что стекла стонут в рамах. Это, конечно, еще не апокалипсис, но очень хороший косплей на него. Я как раз собираюсь спросить у мамы, за что она меня так не любит, когда она добавляет:
– С друзьями. Сходили бы куда-нибудь повеселиться. В кино, например. У тебя же есть друзья?
Я закатываю глаза.
– Конечно, мам. У меня сотни друзей, просто все это время я скрывала от тебя свою популярность.
Я ищу, чем бы еще занять руки, и наконец сердито складываю их на груди. Даже не знаю, в который по счету раз мы начинаем этот разговор.
– Знаешь, ты такая хорошая дочь, – говорит мама, и я понятия не имею, почему ее голос звучит так грустно. – Но иногда мне кажется, что это… как-то слишком, понимаешь? Ты не бунтуешь, не шляешься где попало, не нарушаешь комендантский час.
– У нас есть комендантский час?
– Вот именно! Он тебе даже не нужен!
Так. Этот разговор начинает раздражать.
– Мне курить и принимать наркотики?
– Нет, конечно!
– А что тогда? Пьяные тусовки? Сомнительные засосы?
– Саша! Не перегибай.
– Но ведь это ты хочешь, чтобы я была оторвой.
– Я хочу, чтобы ты жила полной жизнью! А ты как рыбка в аквариуме. Одна! Разве не видишь? Ты как будто зритель в своей собственной истории, вот что меня пугает! – Мама все-таки повышает голос, и Ксю просыпается.
Спасибо за испорченные выходные, мам. Я выбрасываю остатки салата с наших тарелок в мусорку, шумно складываю посуду в раковину и в качестве акта неповиновения решаю ее не мыть. Хочешь, чтобы я была плохой дочерью? Запросто! Громко топая, иду в свою комнату и намеренно громко хлопаю дверью.
Не понимаю. Просто не понимаю, почему маме так сложно принять, что не всем нужна… стая. Что есть люди вроде меня, которым нравится одиночество. И дело не в пресловутом переходном возрасте. Я почти всегда была такой. Одна сидела за партой, одна дежурила, одна готовила рефераты. И даже если бы… даже если бы я хотела с кем-то подружиться, как она это представляет? Нам уже не по пять лет. В десятом классе нельзя просто подойти к кому-то, дать ему по башке лопаткой и пойти вместе лепить куличики. Если честно, я понятия не имею, как вообще заводить друзей после определенного возраста. Это вроде должно происходить само собой, нет? Но у меня почему-то не происходит.
Будь я ребенком, можно было бы зареветь и пожаловаться взрослым, что никто не хочет со мной играть, чтобы они кого-то заставили. А я могу только надеть наушники, включить музыку погромче и бездумно пялиться в окно. Ветер на улице гнет деревья к земле, но они упорно выпрямляются. Надеюсь, мне тоже это удастся. Не сломаться.
Глава 4. Мы же были друзьями
– Привет, Котлетка, – говорит Пикачу.
Я как раз пью чай из термокружки, когда это недоразумение появляется у меня перед лицом. Я не в духе. И чай, который теперь льется из моего носа, не улучшает настроения. Эй, вы бы тоже поперхнулись, если бы увидели… это! На Каше какой-то совершенно нелепый костюм. Что-то вроде желтого плюшевого комбинезона с ушами и покемонской рожицей на капюшоне.
– Ты такой желтый, что хочется выстрелить себе в голову. – Я говорю это самым ворчливым и мерзким голосом, на какой способна, но Каша не обижается. Напротив, на его лице расплывается прямо-таки блаженная улыбка.
– Она заговорила! Люди, это чудо! Моя соседка по парте заговорила! Хвала печенькам!
Соседка? Я со стоном утыкаюсь лбом в парту. В классе еще три свободных места. Так почему ему непременно нужно сидеть со мной?
– У моей мамы была такая шапка, – как бы между прочим говорит Каша, вытряхивая на парту содержимое рюкзака.
– И что? – Я натягиваю шапку на уши и безразлично пожимаю плечами.
– Моей маме почти сорок. И это ужасно. Ты выглядишь, как помятая жизнью сорокалетняя женщина. А, вот ты где! – Каша наконец находит то, что искал – какую-то тетрадь в тонкой обложке, – и как ни в чем не бывало сгребает весь хлам обратно в рюкзак.
Я пытаюсь испепелить этого покемона взглядом, но он, кажется, даже не понимает, как обидно звучат его слова. В кабинет входит Тор, и Каша примерно складывает руки на парте. Прямо как первоклассник.
Что вообще творится в его вафельных мозгах?!
Тор на ходу отряхивает куртку, отчего пол в кабинете покрывается россыпью капель, и быстро подходит к учительскому столу. Улыбка на его лице такая же широкая, как у Каши, и на минутку мне кажется, что они чем-то похожи.
Мокрая куртка занимает место на спинке стула, а Тор радостно потирает ладони и раскидывает руки, словно собирается разом обнять весь класс. Сегодня на нем светлая рубашка в голубую полоску и темные джинсы. Штанины заляпаны каплями грязи, будто он прыгал по лужам. Я тихо хихикаю, представив эту картину.
– Отличные новости! – басит тем временем Тор. – Директор полностью одобрил и поддержал нашу инициативу. Спектаклю «Евгений Онегин» быть! И чтобы вы не…
Его прерывает стук в дверь. Через мгновение в класс заходит
