Вот уже пять дней, как я только тем и занимался, что торчал в центре Пуэрто-Лимона, и, несомненно, жизнь могла показаться мне несносной, если бы не ленивцы, и не тень, и не порывы ветра в парке Варгаса.

В первый день, когда я вошел в крошечную контору авиакомпании «Аэровиас Костарицензес», меня поразила скромная внешность этого предприятия. В единственной, перегороженной стойкой комнате стояли весы-платформа; позади стойки виднелись стол, пишущая машинка и девушка, и девушка была хорошенькой, как всякая tica[5]. Мне она показалась опечаленной, когда я задал вопрос, могу ли назавтра нанять самолет.

— Наш самолет разладился… — ответила она по-испански.

— Ваш самолет? — спросил я. — Разве у вас один-единственный самолет? Что же с ним случилось?

— Quién sabe[6], — сказала девушка. — Пако пытается выяснить, в чем дело. В среду он летал на нем в Сан-Хосе, а лететь приходилось высоко над вулканом. Слишком высоко — на высоте 12 500 футов, а это плохо для такого самолета, как наш. И когда Пако вернулся, самолет разладился. Все пассажиры и грузы в Сиксаолу и Ла-Барра вынуждены ждать. Lástima[7], но потерпите!

— Значит, вы не знаете, когда я смогу нанять самолет?

— А куда вам нужно? — спросила она.

— В Тортугеро. А может быть, и в Ла-Барра.

— Ho ведь мы и так летаем туда. Зачем вам нанимать самолет? Почему не лететь просто, обычным пассажиром? То же самое, но дешевле.

— Я хотел бы лететь низко и смотреть на черепах.

— Пако тоже любит лететь низко и смотреть на черепах.

— Хорошо, а он сделает круг, если я попрошу об этом?

— Думаю, это будет стоить дороже. Но совсем чуть-чуть. Если же вы полетите с грузом «гуаро», то весь полет пойдет по обычному пассажирскому тарифу.

— Гуаро? — сказал я. — Что такое гуаро?

Гуаро — искаженное кастильское слово aguardiente[8], получило распространение в большинстве мест Центральной Америки, так же называют здешний ром, сделанный из сахарного тростника.

Девушка протянула руку фута на три от пола, причем повернула ее книзу тыльной стороной, а не ладонью, как это сделал бы любой gringo[9].

— Это большой бидон с гуаро для рабочих компании… — сказала она, — «Атлантической промышленной компании» в Тортугеро. Компания нанимает много рабочих-москито, а им надо много гуаро. Когда наступает субботний вечер и нет гуаро, они очень сердятся и даже бросают работу.

— Хорошо, — сказал я. — Согласен отправиться вместе с гуаро, если мы сможем лететь на малой высоте. Когда, по-вашему, самолет будет в исправности?

— Я знаю только, что первый рейс будет в Зиксаолу, а второй в Барра-дель-Колорадо. Вы должны быть готовы лететь на следующий день после окончания ремонта. А если ремонт закончится поздно вечером, то еще на сутки позже. Где вас можно найти в полдень?

Я сказал ей. После этого ушел и прождал пять дней. По утрам я брал напрокат велосипед или лошадь, а однажды по чрезмерно высокой для меня цене такси, ездил вдоль побережья или в места с богатейшей природой, подальше от берега, и ловил там лягушек, ящериц и змей. Иногда же плавал в окруженных скалами водоемах, осматривал черепашьи и рыбные садки на противоположном берегу протекавшей там реки. Ежедневно в полдень я возвращался в парк, где томился ожиданием, наслаждался прохладой и наблюдал ленивцев, повисших на деревьях.

Если вам случится ждать чего-либо в местах, где водятся ленивцы, чтобы скоротать время, рекомендую понаблюдать за ними. Это так же хорошо, как читать «Войну и мир», — никогда не надоест. Вы можете прождать добрых полчаса, пока не выяснится, намерен ли ленивец продвигаться за очередной горсточкой листьев или хочет вновь почесаться. Независимо от того, что он решил, вы можете спокойно прождать еще полчаса, до тех пор пока он свое намерение выполнит.

В парке Варгаса обитают девять ленивцев. Мне однажды довелось беседовать с человеком, который утверждал, что их там двадцать пять, но на протяжении пяти дней я ежедневно пересчитывал, и результат всегда был один и тот же — девять. Все остальные единодушно признавали мой подсчет примерно правильным. Девять ленивцев проживали на двадцати восьми деревьях индийского лавра, который относится к породе фиговых деревьев. Тесно перевитые филодендронами ветви лавров переплетаются и тянутся вверх, образуя купол, служащий отличным «пастбищем» этим животным.

Живущие в парке Варгаса ленивцы относятся к роду греевских трехпалых ленивцев, обитающих на территории Панамы и Коста-Рики; они встречаются также в низинных местностях от Гондураса до Боливии.

Ленивцы — наиболее удивительные животные из всех млекопитающих. Вы вправе отнести их к числу неполнозубых, наравне с муравьедами и армадиллами. Но никакой муравьед или армадилл не может сравниться с ними по оригинальности.

Прежде всего, у них очень своеобразный вид, даже когда они не двигаются. Взрослое животное весит около двадцати пяти фунтов, у него круглая безухая голова на длинной шее, глаза навыкате и длинные, как бы лишенные суставов, конечности. На каждой лапе — по три искривленных когтя, ими животное цепляется за ветви. Ленивец проводит все время в одной позе — висит на ветвях дерева спиной книзу. Шерсть у него грубая и щетинистая, а в сезон дождей на ней вырастают растения, придающие животному маскирующую зеленую окраску. Но ничто во внешности животного не вызывает удивления. Самое курьезное — это его невероятная медлительность. Применяемое здесь слово «медлительность» нельзя даже сопоставить с принятым понятием медлительности — это просто одно из чудес природы. Медлительность ленивцев — прямое издевательство над словом «движение», какая-то сверхъестественная механика, мучительная для нервов замедленность. Цитоплазма амебы двигается скорее, чем ленивец спасается от голодного боа-констриктора. Помимо отсутствия целеустремленности и невероятной медлительности в действиях, ленивец всегда проявляет нерешительность и неохоту в выполнении чего-либо задуманного.

Например, ленивец собирается предпринять простейшее движение вперед, скажем, для того, чтобы уцепиться другой лапой; вы должны ждать много минут, покуда станет ясным, собирается ли он выполнить движение или остановился, чтобы пересмотреть план своих действий.

Несмотря на это, я считаю несправедливым наклеивать на ленивца ярлык глупого или примитивного по умственному складу животного, как это пытаются делать люди, пишущие о них. Очень возможно, что ленивец вообще неглупое животное, а его физическая медлительность есть не что иное, как полезное приспособление к окружающим условиям, которое мы не в состоянии понять. Видимо, никто из изучающих животных психологов не обратил внимания на ленивцев. Их, например, никогда не пропускали через лабиринт, что дало бы необходимые сведения об их способностях. Проход ленивцев через лабиринт, очевидно, явился