Ему просто нравилось сеять вокруг хаос, боль и смерть. Наш мир был для него гигантской песочницей, люди — игрушками, которые он волен ломать, когда заблагорассудится. Знаешь, как иногда маленькие дети резвятся с куклами или деревянными солдатиками? Поиграют и выбросят, либо сломают в приступе злости. Вот и ему нравилось заставлять бедолаг плясать под свою дудку, а потом отрывать им головы.

Феррон продолжает демонстрировать мне картины прошлого, по-прежнему оберегая от полного погружения в пучину своих мрачных воспоминаний. Впрочем, даже приглушённых образов более чем достаточно, чтобы ощутить весь ужас творящегося. Боль, разрушения, смерть — безумие и вседозволенность, облечённые в плоть.

Передо мной предстают искорёженные тела, сваленные грудой под отвесным утёсом. Переломанные руки и ноги застыли в немыслимых положениях, вывернутые суставы неестественно выпирают сквозь разорванную плоть. Один за другим в кошмарную кучу падают всё новые трупы. Люди, точно загипнотизированные, шагают к обрыву и, кланяясь невидимому идолу, бросаются вниз. Добровольная смерть во имя высшего блага — только вот это благо есть не более чем морок, грамотно внушённый Кукловодом.

— Путь мой был долог и тернист, — продолжает Феррон, и губы его сжимаются в тонкую линию. — Разорённые большие города и крошечные селения, а между ними — мелкие пакости, совершенно несущественные на первый взгляд.

Наставник взмахивает рукой, и перед нами встаёт новая сцена. Двое опустившихся пьянчужек не поделили последний кувшин дешёвого пойла. Один с рыком бросается на другого и одним движением вспарывает собутыльнику брюхо.

— Подумаешь, какая мелочь, верно? — горько усмехается Феррон. — Да разве такое редкость по кабакам?

Я молча качаю головой. Даже в нашей богами забытой глуши случалось подобное — несколько забулдыг сложили головы при весьма похожих обстоятельствах.

— Но ведь и в этих обыденных до зевоты происшествиях неизменно прослеживался след всё того же ублюдка, — почти рычит учитель. — Для меня его поимка превратилась в навязчивую идею.

И вот уж видения почти захватывают меня. Феррон будто растворяется, лишь голос его продолжает течь, словно река, поясняя мелькающие передо мной сцены.

— На юге Империи, в благодатном краю вечного лета, где почти не выпадает снег, на берегу тёплого моря высятся три крупных города. Их расположение неслучайно — волею неведомых сил в здешних водах издревле водится рыба в таких количествах, что, кажется, её можно черпать голыми руками. Богатейшие уловы принесли этим городам славу и процветание, молва о них разлетелась по всей Империи.

Я парю в вышине, озирая раскинувшиеся подо мной оживлённые порты. По широким чистым улицам деловито снуют люди, над крышами домов вьются дымки очагов. Всюду царят мир и спокойствие. Но вдруг картина стремительно меняется. Добротные здания оборачиваются покосившимися лачугами, нарядные горожане — оборванцами со впалыми щеками и затравленным взглядом. На каждом шагу вспыхивают пьяные драки, люди в крови катаются по грязи, от их воплей закладывает уши.

— Я долго выслеживал этого хитроумного мерзавца, — вновь раздаётся голос Феррона. — Он был очень силён, но предпочитал действовать исподволь, через своих марионеток. В тот раз, однако, он превзошёл сам себя. Разделил свою сущность на три части — и каждая затеяла собственную игру.

Перед моим внутренним взором возникают трое мужчин, приближающихся к воротам городов. Один идёт в гордом одиночестве, двое других — в окружении разномастной толпы последователей.

— Я метался меж этих проклятых городов, силясь разгадать замысел врага, — вздыхает наставник. — Терял время и людей, увязая в липкой паутине лжи. Но всё же сумел нащупать верный след — и вступил в бой с первой ипостасью демона.

На окраине портового города разворачивается битва. Феррон, совсем ещё молодой, но уже полный сил, скрещивает клинок с исполинским чудовищем, чья плоть будто соткана из клубящейся тьмы. Уклоняясь от разящих лап, юный адепт ловко сближается с монстром и обрушивает на него град огненных техник. Демон ревёт, отшатываясь, но тут раздаётся оглушительный раскат грома — и рядом возникает второй змеиный силуэт. Оба чудовища сливаются воедино, и в то же мгновение на Феррона со всех сторон кидаются одурманенные люди. Мужчины и женщины, старики и дети — все они, не щадя себя, бросаются наперерез его атакам, служа демону живым щитом.

— Коварство исчадий бездны поистине не знает границ, — бормочет учитель. — Но то было ещё не самое страшное.

Из ниоткуда является третья тварь. Все демоны вновь сливаются, обретая чудовищный облик, в сравнении с которым прежние личины кажутся почти безобидными. Вокруг твари закручивается вихрь непроглядной тьмы, сметающий всё на своём пути.

— А я-то, глупец, полагал, что имею дело с обычным хитрым Кукловодом! — восклицает Феррон, и голос его дрожит от с трудом сдерживаемой ярости.

Нас вновь затягивает в водоворот битвы. Картины мелькают с ошеломляющей скоростью, но, повинуясь воле Феррона, время чуть замедляет бег, позволяя мне ухватить болезненные подробности. Наставник, весь в крови, с разодранной одеждой, нападает на чудовище, не давая ему ни мига передышки. Но даже этого недостаточно. Демон с лёгкостью уклоняется от его атак, будто злая насмешка, всегда оставаясь на полшага впереди.

— Целый город со всеми жителями был стёрт с лица земли в том сражении, — глухо произносит рассказчик. — Я спас, кого мог, но, чтобы одолеть эту мразь, пришлось совершить почти невозможное. Прорваться на принципиально новый уровень техник перемещения.

Финальный аккорд битвы разворачивается высоко в небесах. Израненный, полумёртвый от усталости Феррон мечется вокруг исполинского демона ослепительно-яркими вспышками, то появляясь, то исчезая. Их смертоносный танец — воплощение самой стремительности. Атаки сталкиваются и гасят друг друга, пока юный адепт не берёт верх в чистой скорости.

Последний удар насквозь пронзает эфемерный силуэт демона, заряд Ки скользит по клинку в тело врага, и того разрывает в клочья. Обезумевший от горя Феррон в исступлении рубит останки твари, пока от неё не остаётся лишь дурное воспоминание.

Видение меркнет, размывается кровавой пеленой. Мы вновь стоим на тихом тренировочном плацу, но теперь меня пробирает озноб — слишком свежи воспоминания об увиденных зверствах.

— Как ты мог убедиться, победа стоила мне очень дорого, — устало выдыхает Феррон. — Хотя мои раны — сущие царапины в сравнении с морем пролитой в тот день крови.

Мы молчим, подавленные горечью и болью прошлого. События последних дней всплывают в памяти, заставляя сердце сжиматься. Неужели подобные кошмары — наша общая судьба? Неотвратимый удел всех, кто встаёт на пути зла?

— Так кто же они такие — демоны? — нарушаю я тягостную тишину. — Откуда