— Легкие, полные воды. Покойники не дышат. Думай сам. Но это еще не все.

Он еще сильнее сжал пальцами бутылку и покосился на Фини.

Фини наклонился и достал из-под стола пластиковую папку. Он извлек из нее фотографию и пододвинул ее к Джегеру:

— Нам дали это в полиции. Мы все равно ходили в морг, чтобы лично убедиться. Эта отметина, этот символ… кто-то вырезал его на левом плече Энди Смита.

Джегер, похолодев, смотрел на изображение. На коже его заместителя был вырезан грубо стилизованный символ орла с широко расправленными крыльями. Он стоял на хвосте, голова с загнутым клювом была повернута направо, а когти стискивали странный предмет сферической формы.

Фини наклонился вперед и ткнул в снимок пальцем:

— Мы не понимаем, что это означает. Символ орла. Не можем найти никого, кто знал бы, что это такое. И поверь, мы опросили всех, кого только смогли. — Он поднял глаза на Джегера. — Полиция уверена, что это просто случайное псевдомилитаристское изображение. И что Смит вырезал его самостоятельно. Сам нанес себе увечье. Это отлично вписывается в их версию самоубийства.

Джегер не мог произнести ни слова. Он почти не слышал Фини. Он не мог оторвать взгляда от снимка. Каким-то образом вид этого орла затмил даже ужасы, пережитые им в тюрьме «Черный Пляж».

Джегер продолжал смотреть на темное изображение орла, ощущая, как он горит у него в мозгу. Каким-то образом этот символ всколыхнул все самые ужасные воспоминания, давно похороненные в глубинах его души.

Это было нечто совершенно чуждое, но одновременно очень знакомое, и оно угрожало вытащить на поверхность все воспоминания, невзирая на их протест и сопротивление.

Глава 7

Джегер схватил тяжелые болторезные ножницы и перелез через забор. К счастью, яхтенный причал Спрингфилд в восточном Лондоне никогда не мог похвастать хорошей охраной. Джегер покинул Биоко в чем был, и времени у него не было даже на то, чтобы прихватить с собой ключи, — в том числе и те, которые отпирали ведущие на пристань ворота.

Все же речь шла о его барже, и он не понимал, почему ему нельзя вломиться в свой собственный дом. Ножницы он купил в магазине неподалеку. Прежде чем расстаться с Раффом и Фини, он попросил у них, а также у Карсона из «Уайлд дог» сорок восемь часов на раздумья. За эти двое суток ему предстояло решить, готов ли он занять место погибшего Смита и возглавить эту, похоже, обреченную на неудачу экспедицию в джунгли Амазонки.

Но, несмотря на отсрочку, Джегер понимал: все отлично знают, что отказаться он не сможет. По многим причинам он просто не имел на это права.

Во-первых, он был в долгу перед Раффом. Великан маори спас ему жизнь. Если бы наемные войска Питера Берке в рекордные сроки не освободили Биоко, Джегер наверняка погиб бы в «Черном Пляже» и мир, от которого он так отдалился, даже не заметил бы его исчезновения.

Во-вторых, он был в долгу перед Энди Смитом. А Джегер не предавал своих друзей. Никогда. Он не верил в то, что Смит покончил с собой. Разумеется, он собирался трижды все перепроверить. Так, на всякий случай, чтобы устранить возникшие сомнения. Интуиция подсказывала ему, что смерть друга каким-то образом связана с загадкой разбившегося в джунглях Амазонки самолета. Другой причины — другого мотива — Джегер попросту не видел.

Он догадывался, что убийца Смита, скорее всего, находится среди членов экспедиции. И найти его можно было, только вступив в их ряды и выявив его изнутри.

В-третьих, существовал самолет как таковой. Исходя из того немногого, что успел рассказать ему по телефону Адам Карсон, Джегер сделал вывод: экспедиция обещала быть захватывающей. Устоять перед таким соблазном он не мог. Как говорил Фини, пытаясь цитировать Черчилля, перед ними находилась загадка, завернутая в тайну и помещенная внутрь головоломки.

И Джегера влекло к ней так неумолимо, что он понимал: сопротивляться этому влечению ему не под силу.

Нет. Он уже решился: он едет.

Причина, по которой он попросил сорок восемь часов, была совершенно иной. Джегер намеревался нанести три визита и предпринять три расследования, и он рассчитывал сделать это в полной тайне от кого бы то ни было. Возможно, последние несколько лет сделали его настолько недоверчивым, что он уже просто не мог ни на кого положиться.

А может, за три года на Биоко он превратился в своего рода одиночку, которому было слишком хорошо наедине с самим собой.

По всей вероятности, так было даже лучше — безопаснее. Именно благодаря такому отношению к окружающим он намеревался выжить.

Джегер зашагал по огибающей пристань тропинке. Скользкий, мокрый от дождя гравий хрустел под подошвами его ботинок. День клонился к вечеру, и на пристань опускались сумерки. Над все еще по-зимнему стылой водой плыли аппетитные ароматы: кто-то готовил себе ужин.

Ярко раскрашенные баржи и лениво вьющийся из труб дымок контрастировали с безжизненным, уныло-серым каналом. Весь этот пейзаж казался Джегеру невероятно знакомым и одновременно на удивление чуждым.

Прошло три года, а такое впечатление, что он не был здесь много лет.

Не доходя до места своей швартовки, он остановился. На барже Энни горел свет, старая дровяная печь лениво попыхивала дымком. Он забрался на борт и без стука заглянул в люк, ведущий в камбуз.

— Привет, Энни. Это я. Ты не выбросила мои запасные ключи?

Женщина подняла голову, испуганно глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Уилл? Боже мой… Но где же… Мы все думали… То есть… мы боялись, что ты…

— Умер? — улыбнулся Джегер. — Энни, я не привидение. Я уезжал. Работал учителем. В Африке. А теперь вернулся.

Энни растерянно покачала головой.

— Бог ты мой… Мы знали, что поговорка о чертях в тихом омуте — это про тебя. Но три года в Африке… Ты исчез так внезапно, не сказав никому ни слова.

В голосе Энни слышалась обида, а вернее, возмущение.

У Джегера были серо-голубые глаза и темные, едва тронутые сединой волосы. Слегка впалые щеки придавали его точеным чертам слегка хищный вид. Он был красивым мужчиной и выглядел моложе своих лет.

Он почти ничего о себе не рассказывал ни Энни, ни другим соседям по причалу, но проявил себя как надежный и верный товарищ, который всегда готов встать на защиту интересов своих друзей-лодочников. Сообщество этих людей гордилось своей сплоченностью. Отчасти именно это и привлекло сюда Джегера. Не говоря уже о возможности жить, находясь одной ногой в сердце Лондона, а другой — за городом.

Причал находился на реке Ли. Одноименная долина вытянулась на север, зеленой лентой извиваясь между лугов и округлых холмов. Возвращаясь с работы на