и давящая, причем объекты (адресаты) его вины меняются приблизительно раз в пять-десять лет. Для другого характерна вина громадная, смутная, всеобъемлющая, безнадежная, переносимая, но тяжелая и косвенная, и он на ней застревает надолго, но один-два раза в его жизни адресат вины все-таки меняется. Для третьего человека характерно иметь сразу две вины, так сказать, параллельно: одну — хроническую, скромную, постоянную, безнадежную, давнюю, легкую и косвенную, и другую — резкую, угнетающую, большую, кратковременную и не предполагающую компенсации, причем адресат первой вины постоянен (детское переживание), а второй — регулярно раз в год меняется. (Эти обстоятельства, как догадывается читатель, поддерживают ведущие этих людей архетипы.)

И, наконец, последняя в этой главе, но отнюдь не по ее значимости для человека, модальность обиды. Обижаются, по-своему, все люди, так как обида есть не что иное как реакция человека на повреждение его тонкого тела (астрального, ментального и далее — чем выше, тем обиднее), а люди с неповрежденными тонкими телами — это уже совершенные ангелы, и не о них речь в этой книге. Но, с другой стороны, отношение к обиде у разных людей бывает совсем не похожим. Итак, обида бывает:

— сиюминутная

— временная

— длительная

— пустяковая

— малая

— средняя (существенная)

— большая

— всеобъемлющая

— глобальная

— локальная (частная)

— острая

— хроническая (постоянная)

— абстрактная

— конкретная

— вялая

— бурная

— внутренняя

— внешняя (демонстративная)

— несерьезная

— серьезная

— поверхностная

— глубокая

— самоподдерживающаяся (незабываемая)

— медленно забывающаяся

— быстро угасающая

— болезненная

— жгучая

— малоболезненная

— требующая большой мести

— требующая умеренной мести

— не требующая мести

— …

Что бы ни говорили моралисты (исполненные, вероятно, лучших намерений) о вреде обиды, следует признать, что она во многих случаях является мощной энергетической основой для человеческих свершений. И здесь, как обычно, большую роль играют субмодальности, в которых обида переживается: некоторые из них весьма «ядовиты» и ведут в дальнейшем к деструктивным последствиям в психике и судьбе, а некоторые сравнительно «конструктивны», во всяком случае, легче переносятся психикой, и соответствующие переживания могут быть трансформированы в нормальное русло душевной жизни, так что рана на тонком теле успешно заживает или по крайней мере эффективно рубцуется, не причиняя впоследствии человеку чрезмерных страданий и неудобств. Но, конечно, как и в случае других модальностей, ведущие человека архетипы предлагают ему на выбор очень ограниченный набор вариантов переживания обиды, и расширить его иногда означает вырваться из-под власти весьма жестких ограничений, о существовании которых человек ранее даже и не подозревал. Например, большинство людей не позволяют себе ощутить и полностью прочувствовать глубокую, серьезную, острую, временную, болезненную обиду, требующую умеренной мести. А почему бы и нет?

Часть 1

Шива и Шакти, или Диадический архетип

«…и Дух Божий носился над водою».

Бытие 1:2

Самые фундаментальные для психики архетипы соответствуют самым абстрактным идеям, описывающим мир, — тем, которые в космогенезе (сотворении Вселенной) появляются первыми. Как пишет Лао-Цзы в своем основополагающем трактате «Дао Дэ Цзин»: «Одно родило два, два родило три, а три — весь мир». Ясно, что «одно» — это Первопричина, которую иначе называют Единый и Невидимый Бог, Иегова, Абсолют, Брахмо, Кришна, Нараяна, Аллах. «Два», о котором говорит Лао-Цзы, суть два основополагающих принципа, которые в Китае назывались ян (мужское начало) и инь (женское начало), а в Индии — пуруша (дух) и пракрити (материя). В индуизме считается, что вся проявленная (сотворенная) Вселенная имеет женственный характер, и она символизируется богиней Шакти, супругом которой является бог Шива, олицетворяющий дух, или мужское начало, и их взаимодействие (священный брак) символизирует жизнь и эволюцию проявленного мира.

Сила архетипов заключена, однако, не в красочной поэтичности соответствующих мифологических сюжетов, а в том, насколько глубоко они представлены в человеческой психике и, следовательно, определяют основные движущие силы и сюжеты жизни. Основная цель автора в этой главе — прокомментировать с современной точки зрения категории инь и ян, материи и духа, воздействующего и воспринимающего начал, и показать, как они преломляются в поведении, мотивациях и выборах человека — как сознательных, так и подсознательных, а также продемонстрировать, какую роль соответствующие архетипы играют в судьбе человека, проявляясь как совершенно реальные и весьма энергичные силы, потенции и акцентуации.

* * *

Традиция приписывает мужскому, янскому началу такие характеристики, как тонкое, активное, стимулирующее, созидающее (творящее), воплощающееся; наоборот, женскому, иньскому началу свойственны плотность, пассивность, инертность, реактивность (способность реагировать на воздействие), восприимчивость, способность к трансформации под внешним воздействием (то есть к его отражению в себе). Традиционное изображение символов инь и ян, вероятно, хорошо известно читателю; вместе эти символы составляют круг — символ Вселенной, — и внутри белого символа инь имеется кружочек черного яна (и наоборот), что означает взаимосвязанность этих начал, то есть в женском начале в какой-то степени всегда имеется намек на мужское, а в мужском — на женское.

Если попытаться перевести значение этих символов на современный язык, то получится примерно следующее. Весь мир делится на две категории: ян и инь, причем ян воздействует, а инь подвергается воздействию; все, что относится к характеристикам воздействия: сила, энергия, планы, инструменты, способы — суть янские атрибуты, а все, что описывает реакцию на воздействие: сам объект воздействия, его качества и аспекты реагирования — суть иньские атрибуты. Дух что-то хочет выразить — в материи воплощается его замысел.

Проиллюстрируем преломление этой темы в языке. Рассмотрим, например, фразу:

Иван Пафнутьевич рубит топором березовые дрова.

Здесь янские атрибуты — это в первую очередь глагол (рубит) и его субъект (Иван Пафнутьевич — кто рубит), а также уточняющая качество воздействия характеристика (чем рубит — топором); иньские атрибуты в данном случае — это объект глагола (что рубит — дрова) и качество этого объекта (дрова какие — березовые). Итак, своего рода синтаксический (точнее — архетипический) анализ данного предложения выглядит так: «Иван Пафнутьевич рубит топором» — янская часть, «березовые дрова» — иньская часть. «Поленья приятны на вид, сухи и упруги» — предложение целиком иньское, а «Поленница постепенно растет» — целиком янское.

Как правило, в литературных «полных» фразах встречается и иньская, и янская части, то есть «кто делает» и «что делает» (ян), а также кому или чему это делается (инь). Некоторую трудность для анализа могут представлять причастия или отглагольные прилагательные, так как в них всегда ощущается янский оттенок, но здесь вопрос решается по общему смыслу.

Разгорячившийся Иван Пафнутьевич рубит топором разлетающиеся под его ударами березовые дрова.

Здесь «разгорячившийся» отчетливо относится к яну, в то время как «разлетающиеся» — к инь, поскольку принадлежит к характеристикам, специфицирующим реакцию материи на воздействие духа.

Для устной