Шрифт:
Закладка:
Но вернёмся к нашим баранам.
Есть ещё момент, требующий прояснения. Что лучше: по 70 центнеров с гектара небольшой фермы или по 30 центнеров с полей крупного хозяйства? Рассуждаем.
Энергии солнца в Центральной России вполне хватает, чтобы синтезировать на гектаре больше 100 ц сухой биомассы злаков, включая корни. А на Юге — до 150 ц у злаков или до 350 ц у кукурузы. Обычное интенсивное поле использует энергию солнца максимум на четверть, добирая три четверти из энергии топлива и людского труда. Если же возвращать полю солому и навоз, собирая урожай в 25 ц/га, то доля солнца в этом урожае — 70%. А солнце — единственный бесплатный источник энергии.
Иными словами, чем больше у нас плодородных угодий, тем больше энергии солнца можно запасать в урожае. Не использовать плодородие, чтобы сэкономить топливо — очевидная глупость: упущенный урожай уже никогда не вырастет. Но что может быть выгоднее, чем ловить даровую энергию Солнца на максимальных площадях? Ведь чем больше площадь, тем выгоднее использовать технику, постройки, коммуникации и труд — то есть удобнее концентрировать капитал. С чем как раз и не спорит ни один экономист со времён Тэера и Либиха.
Западная наука не прекращает попытки интенсифицировать полеводство, выжимая с меньшей площади как можно больше. Да, они собирают по 70 ц/га, но какой ценой? Доля солнца в таком урожае несуразно падает, а вклад внешней энергии взлетает вверх почти на порядок. Вот правда, братцы: интенсивное полеводство — рай для продавцов машин и химикатов, страна же буквально идёт по миру, ища дешёвый импорт.
Теперь глянем на наши дачи, подворья и все прочие мелкие поместья.
Сейчас мы переживаем парадоксальное время: главная часть сельского хозяйства для большинства россиян — их собственный участок. Мы давно не ждём от государства ничего, кроме несъедобной египетской картошки и жутких «ножек Буша». Мы привыкли кормиться с дач. Мы освоили высшие технологии малой грядки, стали экспертами в «умном огородничестве». И нам уже трудно поверить в реальность больших площадей.
Ещё недавно мы гордились статистикой: «частники выращивают 30% мяса и молока и 60% картофеля и овощей!». Но как–то игнорировали факт: корм для этого мяса и навоз для этой картошки рос на десятках миллионов га колхозных полей и бесплатных сенокосов, косился колхозными комбайнами и возился колхозным транспортом. Частник получал корма почти бесплатно, мясо продавал дорого, а прибыль тратил вовсе не на будущий урожай кормов!
«Позволив людям жить», государство хитро спихнуло «пожирание» плодородия на их плечи. Скот, птица и овощи частников растут за счёт умирания общей пашни. Перекройте частнику приток органики извне — что останется от его хозяйства?.. Авторы постановления не учли (или как раз учли!): нельзя произвести 30% мяса на 5 млн га частных хозяйств, не используя при этом 30% кормовых площадей — 120 млн га! И вот итог: сегодня частники производят 70% российского мяса и молока, но эти 70% в три раза меньше, чем те бывшие 30%. А содержать скотину всё труднее и дороже.
Есть тут и другая сторона. Один скотокомплекс на 10 000 голов в варианте подворий — это минимум 3 000 дворов и 3 000 сараев, вытянутых по меньшей мере на 40 км, а реально — на сотни, и возле каждого — десятитонная куча навоза за год.
«Если мы будем сидеть в мелких хозяйствах, хотя и вольными на вольной земле, нам всё равно грозит гибель», — с этой мыслью Тарханова согласны все современные крупные фермеры. Принимая на работу специалистов, дают им большую зарплату, но ставят жёсткое условие: никаких коров и свиней во дворе! Личное хозяйство они называют «каторгой и проклятьем русского человека». Заботясь о рентабельности хозяйства, нельзя мыслить иначе. Или хозяйство даёт людям всё — или они отодвинут его на задний план.
Господа анастасиевцы, поселенцы и прочие любители мелких общин! Прошу вас, не спешите «поднимать Россию с колен» на отдельных «родовых» гектарах. Говорите лично за себя. Бесспорно, на своём клочке земли хорошо, красиво и более безопасно. Конечно, пережив ужас 90‑х и попав в хаос 2000‑х, очень хочется бежать из городов, где–то укрыться, создать свой уголок и любить природу. Нормальная реакция нормальных людей, я и сам на своей земле живу. Но от хлеба, круп, масла, мяса и молочки не отказываюсь! Свой гектар — это фрукты, овощи, яйца и чуть зерна. А для каши с маслом, мяса и молока необходимы плодородные пашни и рентабельное земледелие!
Что же ещё мешает нам его организовать? Полтора часа на двадцать два бугая…
Они же всё поле заасфальтируют!
Из Райкина
Поскольку в природе миллионы лет урожаи родились без всякого нашего участия, значит, по определению, разумный урожай — это минимум труда человека + максимум труда почвы.
Итак, плодородие — главное средство производства и главный источник стоимости в сельском хозяйстве. Тогда позвольте вопрос: кому же оно принадлежит?
Почва, как и вообще территория, издавна была общенародной. Плодородие — часть глобального круговорота веществ. Оно не может быть ни колхозным, ни государственным, ни частным — это такой же нонсенс, как личный воздух для дыхания или колхозное солнце для фотосинтеза. Блага природы — данность для конкретной страны, и делить их — в конечном счёте бесполезно. Всё, что мы можем, это сообща стараться эффективнее их использовать.
Земля, в экономическом смысле, не является товаром — она не создана человеческим трудом. Она имеет цену только потому, что совершенно искусственно, в результате прямого присвоения, то бишь грабительства, считается чьей–то собственностью.
Сейчас цену земли определяют по её потенциальному плодородию и удобству использования. Но в любом случае купля–продажа земель — не выход, а тупик. Земельный рынок не остановил падения плодородия за рубежом, не остановит его и у нас: заплатив за землю, новый хозяин почти никогда не находит денег на её научное восстановление. Он делает ровно наоборот: пытается
