Шрифт:
Закладка:
Но надо отдать ониксу должное: он научился носить с элегантной небрежностью и костюм. Черные полы пиджака распахнуты, ворот белой рубашки расстегнут и обнажает смуглую шею — на ней толстая цепочка, словно ошейник. Сильный подбородок, выразительный рот, глаза, от которых меня пробивает дрожь — именно они выдают его нечеловеческую сущность, — и короткая стрижка. На виске шрам, который спускается к скуле.
— Удовлетворила любопытство? — холодно поинтересовался он, стойко выдержав мой взгляд.
— Да… — Я слегка кивнула, понимая, что не могу представить себя в постели с ним. Более того, сама мысль вызывала панику, и к горлу подкатил комок.
— Ты готова обсудить контракт? — поинтересовался он и подвинул ко мне пачку листов.
— Нет… — прошептала дрожащими губами. — Я не хочу…
— Почему? — Оникс прищурился. Мой ответ пришелся ему не по нраву.
— Я боюсь. Боюсь того, что тогда может со мной произойти.
— Там есть пункт о недопустимости физических увечий, — невозмутимо отозвался он, не понимая, что делает только хуже.
Я все же открыла и начала читать — медленно, вдумчиво. Казалось, оникс учел почти все. И да, там был пункт про физические увечья. Точнее, о том, что я их не получу. С виду все было предельно ясно. Я соглашаюсь на год стать его любовницей, сопровождать его туда, куда он попросит, и тогда, когда он попросит. Никому не говорить о контракте и сексуально удовлетворять его желания. Я покраснела, когда прочитала перечень того, чего, возможно, от меня потребуют. Но тут не было ни одного пункта, который мог бы навредить мне.
— Здесь не указано обличье. А если вы решите взять меня, будучи в звериной форме? — поинтересовалась я. Говорить о таких вещах было неприятно. Вообще, вся ситуация была на редкость отвратительной.
— Тут указан пункт про увечья. Секс со зверем, безусловно, тебе их нанесет.
Я сглотнула и отложила договор. Руки дрожали.
— И все равно… этот договор… все это слишком попахивает ловушкой. Я не могу…
— Эва… — прищурившись, протянул он. — Тебе интересно, зачем все это? Я мог бы взять тебя еще там, в клубе. И возможно, ты, осознав перспективы, даже не сопротивлялась бы. Ведь так?
Я сдержанно кивнула, чувствуя, как начинают гореть щеки от этого разговора. Если бы он решил взять меня там, в клубе… Да, я бы не сильно сопротивлялась. Знала, что сопротивлением сделаешь себе только хуже. Нас предупреждали, что иногда такое происходит. Некоторые девочки нарывались специально, если видели, что клиент богат.
Я сдержанно кивнула, чувствуя, как начинают гореть щеки от этого разговора. Если бы он решил взять меня там, в клубе… Да, я бы не сильно сопротивлялась. Знала, что сопротивлением сделаешь себе только хуже. Нас предупреждали, что иногда такое происходит. Некоторые девочки нарывались специально, если видели, что клиент богат.
— Но я не обделен женским вниманием. Я привык к тому, что мне не отказывают и стараются ублажить. Зачем мне вяло сопротивляющаяся девица, мечтающая о том, чтобы все закончилось быстрее? — поинтересовался он, наклонившись через столик ближе ко мне. — Как бы ты ни сводила меня с ума, подобная перспектива убивает все желание. Мне нужно, чтобы ты хотела меня. Только в этом случае удовольствие будет стоить всех затрат.
— Я не могу этого обещать, — честно призналась я. — Я вас боюсь.
— Именно поэтому я хочу тебя на год. Этот год ты не будешь от меня бегать и постараешься сделать так, чтобы нам было хорошо вместе. Речь идет про постель. Я не думаю, будто между нами возможны отношения. Зверь — он тоже может ошибаться. И я верю в то, что он ошибся. За год и он насытится твоим телом, и отпустить тебя будет несложно.
— А если нет? Если он не насытится?
— Эва, мы с ним одно целое. Иногда его инстинкты срабатывают быстрее, чем мои, и он видит то, чего не замечаю я. Но поверь, мне — лично мне! — не нужна в качестве постоянной спутницы малообразованная танцовщица из пригорода. Ты хорошенькая, но вряд ли мы найдем точки соприкосновения где-то, кроме постели. Ты ненавидишь ониксов, я равнодушен к рыжим танцовщицам.
— Да, я ненавижу ониксов, — прошипела, глядя прямо ему в глаза. — Из-за того, что вы уничтожили мою семью, мой дом и мое будущее, я вынуждена была работать танцовщицей. Мне тоже всегда нравились светские леди, и я могла бы ею стать.
— История не знает сослагательного наклонения, — припечатал он. — И сейчас ты примешь мое предложение.
— А если нет? — бросила я с вызовом.
— Значит, ты глупее, чем я думаю. Ты готова наплевать на собственное будущее, на будущее сестры из-за глупых амбиций и гонора? Я ведь объяснил, что не буду брать тебя силой.
— Но я должна буду покориться и изобразить, что мне хорошо? Подписав договор, я подтверждаю, что готова разделить с вами постель.
— Изображать ничего не придется, Эва… — прошипел он. — И не думай, будто я не сумею перейти от пряника к кнуту. Я ведь могу и подождать. Я сделаю так, что ты не найдешь тут работу, а когда ты окажешься на грани отчаяния, без работы, денег, жилья, с сумасшедшей сестрой на руках, я повторю свое предложение. Но условия будут другими. Ты правда хочешь дождаться этого, Эва?
Я растерялась. Не знала, насколько оникс способен претворить свои угрозы в действие, но мне стало страшно.
Сдаваясь, я ответила:
— Я подпишу контракт только ради сестры.
— Ты подпишешь его ради себя, Эва, — парировал он. — И это единственно верное решение.
Понимая, что слезы сдержать не получится, я поставила росчерк, а оникс довольно добавил:
— Я никогда не стал бы намеренно портить тебе жизнь, Эва, но не отстал бы.
— Ненавижу тебя, мерзавец, — бросила я, осознав, что угрозы были просто угрозами.
— Знаю, — довольно ухмыльнулся он. — От этого только интереснее.
Сейчас, когда на столе уже лежал подписанный контракт, я испытывала странные чувства. Словно стояла на краю пропасти, и вот меня толкнули в спину. Мир застыл, я уже падаю, и изменить ничего нельзя, но все словно в замедленной съемке — прошлая жизнь, несбывшиеся мечты… А впереди только ветер и где-то далеко внизу — камни. Жуткое ощущение страха, опустошенности и смирения.
Есть не хотелось, улыбаться и делать вид, что у меня все хорошо, — тоже. Я вообще не жаждала находиться в этом месте, но выбора не было. Уже пять минут я не принадлежала себе, а была игрушкой в лапах зверя.
Как ни странно, моя жизнь не перевернулась с