Шрифт:
Закладка:
– Серьезно? Все? – Сэт повернулся на бок и приподнялся на локте. – И та с буферами из Широна, Дарси?
Джерри смерил его неодобрительным взглядом.
– А что? Ну, у нее ж серьезно даже на портретном фото ОНИ занимают большую часть кадра. Неуж–то и она тоже?
– Все, – Джерри кивнул.
– А как убийца может определить девственницы они или нет? Что ж получается, он имеет доступ к медицинским картам?
– Если имеет доступ к личным делам, то и картам – легко. Ведь может же он выбирать отличниц и активисток.
– Ну дааа, – протянул Сэт и выудил из кучи бумаг фото Дарси: – Нет, ну посмотри какая! Зачем такую красоту убивать?!
– Вали спать, а, Сэт, – Джерри откинулся на спинку дивана и закрыл глаза.
***
– Натали, солнце, иди сюда! – ласково, слишком ласково позвал Дэкстор. У Натали упало сердце. Что я снова натворила? Еще не успели зажить прошлые синяки, а вывернутая рука болела каждый раз, как она переодевалась или подливала ему чай за ужином.
– Я жду–у!
Натали сбежала по лестнице и вошла в гостиную. Дэкстор облокотился на красивый старинный комод, который подарили им на свадьбу, и сжимал его край до белых костяшек, желваки ходили ходуном. Только сейчас она заметила свою сумочку возле входной двери. Она ахнула. Как она могла так облажаться? Натали покорно опустила голову и встала за диваном, как за щитом. Хотя проку было мало. Она все равно никуда не денется, не побежит, не увернется, не будет отбиваться и даже не закричит.
– Что это? – спросил он, указывая на лист бумаги.
Натали молчала.
– Что это?! – взревел он.
– Я была у врача, – прошептала она. Врать бесполезно. – Пожалуйста!
– Мне не нужен твой выродок! – выплюнул Дэкстор. Скомкал справку от гинеколога и швырнул ей в лицо. У Натали брызнули слезы.
– Дэк, прошу тебя! – она вытерла мокрые щеки. Слезы всегда раздражали мужа. – Дай мне в этот раз сохранить ребенка. Мне уже сорок, я больше не смогу забеременеть после стольких выкидышей.
– Нет! – отрезал он.
Натали упала на колени.
– Прошу, – завыла она.
Но глаза Дэкстора уже остекленели, все уже было решено. Он шагнул к ней, огибая диван. Натали приготовилась к удару, а мысли унеслись в далекое прошлое.
Ей было пятнадцать, когда мать договорилась выдать ее замуж за сына богатого землевладельца. В прошлом году Генри Чек скупил все сельскохозяйственные поля вокруг их деревни. Каким–то чудом мать Натали умудрилась завести знакомство с семейством Чеков.
– Дура! Это твой последний шанс!
– Но я не хочу! – кричала Натали. Зачем такому человеку, как мистер Чек, было выдавать сына за простую бедную девушку, она так и не смогла понять.
– Да кто еще тебя такую возьмет?! Это твой единственный шанс. Из нашей деревни уж точно никто. Наш дом все стороной обходят. Все из–за тебя!
Ее мать всегда так говорила о ней, с самого детства, когда у нее впервые появились способности. Из–за тебя я не могу сама выйти замуж, а ведь я еще молода. Ее мать была работящей женщиной, доброй с другими, но не с собственной дочерью.
– Ты не представляешь, чего мне стоило договориться об этой свадьбе, как я унижалась. Ты выйдешь за него как миленькая, и должна быть благодарной. Лет сто назад тебя бы вообще сожгли на костре, чертова ведьма.
– Мама, я прошу! Я и так стараюсь, как могу, но я не в силах подавить это.
Она увидела будущего мужа в день свадьбы. Дэкстор ей понравился. Красивый, статный в идеально сидящем бежевом костюме, с короткими русыми волосами, разделенными пробором по последней моде. На Натали было простое белое платье до пола. Все гости – в шикарных нарядах, намного лучше, чем у нее. В их бедной деревеньке никто и не видел таких одежд. А мать в своем единственном приличном платье выглядела хуже служанок, обслуживающих банкет.
Дэкстор тоже смотрел на нее с улыбкой. Натали была не красива, но мила.
В первую брачную ночь, когда любовные страсти утихли, Натали поделилась своим секретом с мужем.
– Дэк, ты любишь меня? И примешь меня любой?
– Что за глупости! Конечно! Я люблю тебя и буду любить наших детей, – он погладил ее по лицу.
– Я хочу рассказать тебе кое–что.
– Ты о чем?
– У меня есть необычные способности. Я могу… – она на мгновение замялась, но ободряющая улыбка мужа придала Натали решительности, – двигать предметы усилием воли, не прикасаясь к ним. Могу почувствовать что–то на расстоянии. Могу понять, о чем думает человек, если захочу…
– Ты шутишь? – он улыбнулся, готовый рассмеяться.
– Нет. Я могу…
– Хватит, Натали! Не говори чепухи!
– Это правда, поверь мне.
– Ты что же… ведьма? – тихо и бесстрастно спросил муж. В глазах все еще светился задорный огонек. Он не верил…
Натали кивнула и закрыла глаза. Щелкнул выключатель, светильник в коридоре погас и загорелся вновь. Лицо новоиспеченного мужа переменилось, улыбка сползла, превратившись с гримасу отвращения. Он вскочил с кровати и зашагал по комнате:
– Вот я дурак! Я так и знал! Но не хотел верить! Люди говорили, но я… Ааа, черт!
– Я не причиню никому вреда, и никто не узнает. Я просто не хотела иметь от тебя секретов, – Натали подошла и протянула к мужу руки. Тот отшатнулся.
– Не трогай меня! Обманщица! И ты, и твоя мать!
Дэкстор выскочил из комнаты, напоследок обдав ее ледяным взглядом.
Он больше никогда не смотрел на нее без ненависти и презрения, не был с ней ласков и нежен, как в эту ночь. Если Дэкстор и брал ее, то только когда одолевали инстинкты, когда он не мог пойти к одной из своих многочисленных любовниц. Он брал ее, где придется, после этого на теле Натали оставались синяки и ссадины. Он почти всегда был занят – работал, выпивал с друзьями в баре, играл в покер или гольф, в одиночестве посещал скачки. В остальное время, за ужином или в гостиной перед маленьким телевизором, он обращал на нее не больше внимания, чем на комнатное растение.
Первый раз Натали забеременела через год. Она почувствовала себя плохо и после слов врача заплакала. От радости. Теперь все будет хорошо!
– Я беременна! – воскликнула Натали, как только муж пришел с работы. Она думала, что сообщает Дэкстору радостную новость.
– Что?
– Ребенок, Дэк. У нас будет ребенок! Давай назовем ее, если будет девочка, Эстер. А мальчику ты придумаешь имя сам, – она раскрыла объятья. Она надеялась, что сейчас муж обнимет ее и закружит, как когда–то поступил Калеб, и все забудется.