Во сне были белоснежные башни среди неприступных скал.

Во сне были ветер и пыльца, травы и звёзды.

Во сне звучало множество голосов, мелькали знакомые лица.

Во сне был брат, требующий любые сведения о сестре.

Но были во сне и те, кто не могли ничего ему ответить.

А ещё сохранялось ясное, не свойственное грёзам понимание — из ловушки выхода нет.

Ириссэ нехотя открыла глаза и равнодушно посмотрела в потолок. Может быть, наплевать на всё и попытаться сбежать? Убьют, так убьют.

Но как же Майрил?

Почему-то принцесса была уверена — похититель-муж обязательно отыграется на сыне за любой проступок жены. Да, слуги тоже будут наказаны, но их не жаль — они сами выбрали себе господина и ушли с ним из Дориата.

Но Майрил… Мальчик ни в чём не виноват. Он просто… Родился.

Кто-то бесшумно появился в комнате, на миг загородил холодную зеленоватую лампу.

— Сейчас утро или вечер? — неожиданно даже для себя спросила Ириссэ вошедшую молчаливую тень, хоть и знала — ответа не будет — муж позаботился, чтобы в его отсутствие с пленницей никто не сговорился и не подружился. — Безмолвное бревно! — хрипловато, с нотками отчаяния засмеялась принцесса. — Безвольный раб! Чего не отвечаешь госпоже? Боишься, что хозяин яйца отрежет, как непослушному коню? Не бойся, тебе терять нечего.

Реакции не последовало, слуга, завёрнутый в многослойную одежду, как в кокон, отвернувшись спиной, накрыл на стол и собрался уходить.

«Может, это женщина, поэтому и не отреагировала на колкость?»

— Хозяин выбил из тебя мозг через одну из щелей между ног?

Тень замерла, дрогнула. Да, это женщина.

— Или ты об этом мечтаешь, ненавидишь меня, корчишься от зависти, по ночам трогая себя?

Прислуга спешно удалилась, провожаемая истеричным хохотом. Когда дверь заперлась, Ириссэ резко замолчала и села на кровати.

«Интересно, пожалуется ли это ничтожество хозяину? — сам собой родился вопрос. — А если пожалуется, то что? Можно ли супруге хозяина унижать его рабов? И если нет, то почему?»

Зная, что муж и сын вернутся ещё очень нескоро, Ириссэ ощутила, как злость и презрение придали сил. Может, снова попробовать хотя бы послать о себе весть? Да хотя бы пусть пленницу увидят лесные птицы…

Нет! Нельзя подвергать Тьелко опасности! Против Эола целая армия бессильна! Наивный Майрил станет защищать отца и погибнет.

Представив сына мёртвым, истыканным белопёрыми стрелами, истёкшим кровью, принцесса заплакала.

А может всё-таки попробовать? Ведь не всех могут сбить с пути чары! Если станет известно хотя бы примерное местонахождение эоловой пещеры, придёт войско! Завести тысячу эльфов в болото или логово хищников не удастся ни одному колдуну. Мысли о спасении воодушевляли. Особенно приятно было представлять мёртвыми похитителя и его ничтожных рабов. Ради освобождения Ириссэ даже допустила мысль о примирении с отцом, но перед глазами вдруг встали картины из прошлого, когда венценосный родитель сначала планомерно уничтожил волю супруги, потом растоптал мечты дочери, оттолкнул и опозорил честного Финьо, стал виновником гибели тысяч подданных, опозорил титул нолдорана, извратил его…

Ладонь сжалась, призрачное ощущение шёлка в руке заставило улыбнуться. Лоскутная звёздочка, подаренная оправлявшемуся от ужасов плена Майти, стала символом отречения втородомовской принцессы от омерзительных деяний отца.

«Я не с ним, не поддерживаю его, не разделяю взгляды, не признаю королём Нолдор!» — сама того не осознавая, чувствовала принцесса, вкладывая в изуродованную шрамами высохшую ладонь лорда Маэдроса вещицу-помощницу.

Почему теперь захотелось сшить ещё одну подобную звезду, Ириссэ не знала, но была уверена — так надо. Если та первая ещё не сгорела в камине, ей будет приятно обрести сестричку. Может быть, общаясь между собой по шёлковому осанвэ, маленькие помощницы в беде смогут поддержать отчаявшуюся эльфийку. Хотя бы просто подарят улыбку.

Осмотревшись, Ириссэ, не вставая с постели, дотянулась до столика, взяла с него первую попавшуюся статуэтку и швырнула в дверь. Бросок получился недостаточно сильным, Нолдиэ стало жаль себя прежнюю — гордую охотницу, способную вытащить из проруби массивную дичь. Сейчас даже подтянуться в седло будет непросто.

Проклятый Эольвэ! Чтоб ты сдох в помойной яме!

Статуэтка упала, откатилась в темноту. На резкий звук сразу же пришли двое слуг-теней, и дочь Нолофинвэ сама не поняла, почему ничем не бросила в них.

— Принесите мне синий шёлк! — приказала Ириссэ, но голос некрасиво сорвался, требование прозвучало просьбой умирающего дать ему воды.

Одна из теней нагнулась поднять фигурку.

— Пусть там лежит! — заорала Ириссэ так, словно едва не случилась трагедия.

В полумраке комнаты всё замерло, застыло, стоявший неподвижно силуэт дрогнул, поманил второго за собой, и оба скрылись за дверью. Посмотрев им вслед, принцесса вдруг громко всхлипнула и разрыдалась.

На столе стояло вино, однако Ириссэ чувствовала — если притронется, если согласится опьянить себя, чтобы облегчить муки, значит, похититель добился своего и сделал из гордой Нолдиэ рабыню.

Нет! Пусть тяжело, пусть невыносимо! Пусть!..

Принцесса посмотрела вокруг. В большом просторном подземелье-комнате темно, однако можно сделать свет ярче. Здесь есть книги, пусть и весьма странного содержания, словно их писали для поддержания огня страсти служанок к господину, в сундуках, причём красивых, лежат наряды. Да, это не Валинор, не королевский дом, но ведь пока Эольвэ нет рядом, можно жить, не изводя себя. А то, что хозяин запретил рабам говорить со своей женой, и вовсе не проблема — можно приказать любой тени стоять рядом и как угодно её оскорблять.

Рассмеявшись, Ириссэ взяла вино, выпила прямо из горлышка, и в этот момент постучали в дверь.

— Так и быть, входи, ничтожество, — гордо хохотнула принцесса, представляя, как счастлив слышать такие слова раб, которому приказали явиться, а теперь реагируют так, словно тот пришёл по собственной инициативе.

Шёлк, разных оттенков синего, с лёгким шорохом лёг на столик у камина.

— Стой, где стоишь! — Ириссэ приказала уже более правдоподобно. — Не двигайся. Ничтожество! Знай, если хоть один клочок ткани окажется грязным или старым, я тебя изобью с такой жестокостью, которая не снилась твоему хозяину! Будешь лизать мои ноги, а я буду колотить тебя всем, что попадётся под руку! Тварь! Ненавижу! Стой на месте! Это приказ!

Силуэт повиновался, принцесса трясущимися руками зажгла ещё три светильника, и лицо служанки, не до конца скрытое серой накидкой, стало видно отчётливо — на нём проступил смешанный с ненавистью страх.

Выпив ещё вина,