— «Так вот с чем это связано? А вы довольно злопамятны».

— «Мы просто злые. И память у нас хорошая. Вы, кстати, откуда знаете двергскую письменность?»

— «А вы? Их руны не сильно отличаются от северных, так что, чтобы понять, что это именно двергское письмо, а не просто фраза на Старой Речи, её надо было именно прочесть».

— «Мы нашли в Аургельгарде довольно много двуязычных надписей — обычное дело для крупного торгового города, где вели дела разные народы и смогли, на их основании, составить словарь. Но, как вы правильно заметили, ученых из других стран сюда не допускали. Значит то, что про вас говорили, правда?»

— «Скорее всего нет, но вы продолжайте».

— «Зачем?» — Светлана решительно отодвинула тарелку, — «Я в эти игры не играю. Не хотите говорить — ну и фиг с вами. Доедайте и пошли. Если такой умный, может поможете с парой вещей».

— «Ну вот…» — с видом полнейшего разочарования, Старпом доел кашу и начал натягивать дубленку, — «Вы меня, прямо таки, озадачили».

— «Чем? Тем что вы весь такой загадочный, а мне не интересно? Да подумаешь…»

Развернувшись Светлана вышла, впустив, вместо себя, волну мороза. Старпом, повоевав с пуговицами, повернулся к Ливии.

— Вы, надеюсь, не в обиде, что я оставляю вас в одиночестве?

— О нет. Тем более, что эта Светлана, похоже, куда лучше сумела вас разглядеть.

— Опять сарказм?

— Злорадство. Она ведь права? Вы наслаждаетесь вниманием к вашей персоне и не привыкли слышать в свой адрес: «Ну и фиг с вами»?

— Северянки и их фирменная прямота. Я очарован. Вы не ревнуете?

— Обещаю подумать об этом на досуге…

* * *

Поезд прибыл с утра. Станция, «Энмылына», несмотря на нахождение под ледяным куполом, была оборудованная небольшим вокзальчиком с полноценным залом ожидания, где Ливия, с огромным облегчением, снова встретила освобожденных из застенков ордена людей. Они по прежнему выглядели слегка сбитыми с толку, но держались уже гораздо более уверенно.

— Учитель Этан, как вы?

— Ливия? — кто-то уже успел сделать или одолжить Этану очки, которые он постоянно поправлял, успев от них отвыкнуть, — Прости, не узнал тебя в этой одежде. У меня все прекрасно, спасибо, что беспокоишься. Нас очень хорошо покормили и комфортно разместили. Это же залесцы, если я не ошибаюсь?

— Да.

— То есть ты работала на них? Почему ты сразу не сказала?

— Не знаю. Я так привыкла прятаться и скрывать… С вами говорили? Вы объяснили им, кто вы?

— Да. Очень вежливый молодой человек, весьма начитан, даже цитировал некоторые мои работы. Мы с ним проговорили, наверное, час. Сказал, что мною заинтересовались в каком-то Институте. Спрашивал, кого еще из моих собратьев по несчастью я могу порекомендовать.

— Вы успели познакомится?

— Давно. Запереть столько умных людей в одном месте и думать, что они не сумеют найти способ общаться?

— Понимаю. Как вам это место, кстати?

— Восхитительно! Но, я так понимаю, что для того, чтобы попасть сюда, ты угнала «Эвокат»?

— Не совсем я…

— А! Конечно же… Это, наверное, все твой приятель? Я только сейчас понял, что это его так усиленно искали… Где он, кстати?

— Снаружи. Ему тоже надоели замкнутые помещения…

Старпом, всю ночь проведя в развалинах, был, тем не менее, бодр и полон сил и, оказавшись на станции, немедленно заинтересовался отличием залесских железных дорог от континентальных.

— «Насколько я вижу, она у вас намного шире континентальной. Метр восемьдесят, кажется?»

— «Да — что-то где-то так», — кивнул куривший рядом уже знакомый ему лейтенант, — «С какими-то копейками».

— «Это было выбрано из каких-то особых соображений или просто исторически сложилось?»

— «На эту тему, такую историю всегда рассказывают: когда обсуждали вопрос с устройством железных дорог, то у изобретателя первого паровоза поинтересовались, из каких соображений он выбрал колею именно такой ширины. На что тот ответил, что такую ширину выбрала артель, строившая опытный участок пути. Приказали привести старосту этой артели.

Приводят его, вокруг инженеры всякие, генералы, начальство высокое, ну, мужик немного подрастерялся. Его спрашивают: „Почему такая колея?“ и он начинает объяснять. Мол артель у него — семейная. Сам он руководит, брат — шпалы тешет, снохи их смолят, сыновья — рельсы таскают, племянники — землю копают… Ему говорят: „Это-то понятно, мы тебя про колею спрашиваем?“ А он продолжает: „Так вот и так, значится, вся семья при деле. Кроме младшенького — Еремки. Здоровый уродился, но бестолковый, то шпалу поломает, то рельсу погнет. Ни к какому делу его приставить нельзя“. „Что ты про своего Еремку — ты про колею говори!“ — уже все терпение теряют. А староста такой: „Так я про неё и говорю — все при деле, кроме Еремки.

Думали думали, куды его пристроить и решили — пусть хоть рельсы шить помогает. Одну нитку сделали, потом Еремка на шпалу ложится, пятками в неё упирается и вторую рельсу к своей башке прижимает. А в нем — аккурат метр восемьдесят. И так — до самого Стоярска“. Все, само собой, сперва оторопели, потом поржали, а потом кто-то спрашивает: „А че ж, если в нем аккурат метр восемьдесят, колея чуть шире вышла?“ Староста руками разводит: „Так этот дурень сапоги не снял“!»

— «Смешно, но это, как я понимаю, всего лишь анекдот?»

— «Разумеется. Вы, лучше, у напарника моего спросите. Он точнее скажет».

— «Почему вы так уверены?»

— «Рядом с железной дорогой рос. В училище, если по койке не стучать „тук-тук, тук-тук“, вообще заснуть не мог».

— «Da idi ty…» — беззлобно буркнул второй лейтенант, отбирая у сослуживца сигарету, — «А с дорогой все проще. До неё на заводах и шахтах уже были дорога для вагонеток. Узкоколейная. Сперва лошадями таскали, потом паровую машину поставили и она тросами составы тягала, как на канатной дороге. Полные в одну сторону, пустые в другую. А потом заводы стали больше, шахты — дальше и трос уже слишком тяжелый получался, поэтому догадались саму паровую машину на колеса поставить. Сперва под узкую колею. Когда же научились паровозы больше делать, то внутренние рельсы просто сняли, а между внешними расстояние оказалось как раз метр восемьдесят три. Это и стало стандартом».

— «Интересно…» — Старпом уважительно покивал, — «И, кстати, я поражен тем, как у вас тут все лихо общаются на фессалийском. Это что — какой-то стандарт ваших спецслужб?»

— «Нет — просто, обычно, каким языком владеешь, туда в командировки и посылают».

— «Вам так нравится Фессалия?»

— «Да. Солнце, фрукты, вино, загорелые синьорины».

— «А почему