Глава 38

Глава 38.

Отправив Кита, Малкольм ещё несколько часов провёл в разговоре с местной гадалкой. После обсуждения всех банальных тем, что он смог вспомнить, в небольшом шатре повисло неловкое молчание.

Женщина чувствовала себя неуютно рядом с суровым охотником. Его мрачный вид, что полностью нивелировал дарованное самой природой обаяние, вкупе с угрюмым лицом уходящего Кита, внушал ей тревожное беспокойство.

Но Малкольма не волновало, как на него смотрела она или кто-нибудь ещё на это свете. Подобным вещам он просто не придавал значения, пока они не мешали его основному делу.

Потратив два часа на отвлечение внимания для своего информатора, Малкольм поклонился нервно сидящей перед ним женщине и вышел из палатки.

Снаружи палящее знойное солнце слепило глаза, а многочисленный люд сновал туда-сюда, не думая об опасности, что могла подстерегать каждого из них за поворотом. После полудня Нодгард буквально полнился людьми любого рода. От попрошаек и карманников до местных магнатов и бизнесменов ― здесь можно было встретить всех и каждого.

Пробираясь сквозь мирскую суету, Малкольм отправился к холму на окраине города.

Там, почти на самом краю Нодгарда, где редко можно было встретить кого-то ещё, рос одинокий дуб.

Под ним покоилась каменная плита с аккуратно вырезанной на ней парой символов. Если присмотреться, то можно было разглядеть две буквы «Д» и «М».

Стоя перед плитой, Малкольм молчал. Со стороны могло показаться, что он над чем-то раздумывал, но на самом деле охотник, повидавший множество вещей на свете, сейчас просто не знал, что ему делать.

Помолчав ещё минут пять, Малкольм вздохну и ностальгически произнёс:

― Не важно, сколько пройдёт времени, но я их достану... Ты пока присмотри за матерью, на том свете сочтёмся... если он есть...

Взгляд Малкольма застыл. Он смотрел на склоняющееся над заливом солнце и думал. В этот момент охотник не мог не проклясть всех богов, возвышающихся над ним и целым миром.

« Если боги и правда контролируют нашу судьбу, то они ничем не лучше свиней... Высокомерные и лицемерные уроды...»

На континенте существовало множество всевозможных верований. Хоть заповеди и сути многих кардинально отличались, но существовало общее, единое для всех правило. Каждая религия превозносила своего бога над людьми и миром.

Любимые дети, бравая армия или же просто рабы. Как только не называли себя последователи той или иной религии. Но в глазах Малкольма все они были лишь скотами на божественном столе и игрушками в их руках. И это его очень злило.

Охотник уже давно разочаровался в богах, а в их восхвалении видел лишь выкрики глупцов и шутов. Слабому необходимо во что-то верить, иначе он сломается. Гораздо проще просить благословение богов, чем прилагать свои собственные усилия, или наоборот ― винить их в собственной неудаче.

― Судьба... как удобно... Всё дерьмо мира уместилось всего лишь в одно слово. Никаких философских речей или аксиом учёных, просто «судьба» может описать всё на свете... – в его голосе слышалась печаль и сильное нежелание принять действительность. Глаза горели яростным пламенем, пока сердце учащённо билось в груди.

― Даже если и так... Хрена с два я приму эту чушь. Пусть катится ко всем чертям, ведь рано или поздно, я достану каждого...

Он всей душой желал послать весь этот несправедливый мир в бездну. Мелочных и гнусных богов. Ублюдков, защищающих себя ложной праведностью и верой, при каждом удобном случае. А также каждую мразь, считающую себя выше кого-то другого.

« Все мы люди и слеплены из одного теста... Разница лишь в том, куда нас потом окунули и что в итоге слепили мы сами...»

Проводив взглядом уходящее за горизонт солнце, Малкольм достал бутылку дорого виски, которую он купил на центральном рынке. Отхлебнув немного, всем остальным он полил могилу и развернувшись пошёл прочь.

Охотник не говорил никаких прощальных речей и не оборачивался назад. Он вернулся к обыденной суровой мрачности, а следы былой печали бесследно исчезли. Наверняка, мало кому удавалось открыть для себя такую сторону матёрого авантюриста и исследователя. Быть может, лишь только Пирс видел его таким в совсем давние времена.

Идя по шумному городу, укрытому тёплым светом фонарей, Малкольм не обращал внимания на суету вокруг. Несмотря на наступивший вечер, улицы полнились людьми. Званые вечера, пьесы, представления и балы, все спешили кто куда.

Слыша за спиной цокот лошадиных копыт, несущих очередную карету, охотник уже подходил к дверям «Бараньего рога».

Из трактира слышались крики и хохот пьяниц и дебоширов. Зайдя внутрь, он в миг ощутил вкус низкосортной жизни. Но Малкольма не смущала подобная компания, ведь трактир был одним из тех немногих мест, где он мог выпустить накопившийся пар.

Видя заходящего внутрь мужчину, протирающий кружки трактирщик остановился. Засунув руку под стойку, он вытащил старую на вид бутылку, доверху наполнил стакан и подал пришедшему гостю.

Хоть они и не общались, Малкольм довольно часто захаживал сюда вечерком, и хозяин сего заведения уже давно запомнил его особенности и предпочтения. Тот пил либо в одиночестве, либо с нечистым на руку другом, а иногда и бил морду кому-то из разгорячившихся пьянчуг или зарвавшихся головорезов. Этому человеку было плевать на