Шрифт:
Закладка:
– Мудрая статья, – одобрил колдун.
– Собственно… с этим я к вам и пришёл… Помогите, Ефрем Поликарпович! Хотя бы направление укажите… где искать…
Глеб Портнягин вернулся из кухни с дымящейся джезвой, разлил кофе по трём разнокалиберным чашкам. Подсел к столу и с любопытством стал ждать, что скажет Ефрем. А тот, вздёрнув кудлатые брови, медлил, задумчиво разглядывал белую дымку, витающую над чёрным варевом.
– Древние надписи смотрел? – изронил он как бы невзначай. – На стенах, на обломках…
– Конечно! – истово отвечал Залуженцев. – Скажем, надпись на Тмутараканском камне: «Князь Глеб мерил море по леду». Берестяные грамоты… Нигде ни намёка!
– А самая древняя надпись – какая?
– Самая древняя – первая четверть десятого века. На глиняном сосуде из Гнёздовских курганов. Но там всего одно слово…
– Что за слово?
– «Горухща». Некоторые, впрочем, читают «горушна». Две буквы слились, поэтому кто прав – судить сложно…
– А перевод?
– «Горчица». Или «горчичные»…
Старый колдун Ефрем Нехорошев тихонько засмеялся, покручивая всклокоченной головой.
– Это чтобы горчицу с пшеном не перепутать? – не без ехидства осведомился он. – Не смыслили, видать, предки-то в сельском хозяйстве, раз горшки подписывать приходилось…
– Да, – сказал Аркадий. – Мне тоже это кажется натяжкой. Но знаете, есть ещё одно прочтение: «Горух пса».
– Это как?
– «Писал Горух».
– Кто такой?
– Неизвестно. Некто по имени Горух. Научился грамоте, обрадовался, а тут как раз горшок… Ну и оставил автограф.
– М-да… – мрачно подвёл итог старый колдун. Затем загадочная улыбка изогнула сухие старческие губы. – Давай-ка, Аркаш, кофейку попьём…
В молчании они выпили кофе. Клиент просто отставил пустую чашку, учитель же с учеником опрокинули гущу на блюдца – и, всмотревшись, неопределённо хмыкнули.
– Короче, так, – решительно молвил Ефрем. – Никакая это не горчица и никакой это не Горух. Это, Аркаша, как раз то, что ты ищешь…
– Почему? – потрясённо вырвалось у того.
– Ну ты же сам сказал! Первая русская надпись. Сделана просто так и на чём попало. Одно-единственное слово. Перевести толком не могут. Ну какое ещё слово можно написать просто так и на чём попало?
– Да, но… Как доказать?
– Ну-у, мил человек… – укоризненно протянул колдун. – Это уж не моя печаль… Тебе что нужно было? Направление поиска? Ну, вот оно тебе, направление поиска… Ищи.
Аркадий Залуженцев поднялся из кресла – и пошатнулся.
– Сколько я вам должен? – еле слышно выпершил кандидат филологических наук. Глаза у него были нежные-нежные, наивные-наивные, как у боксёра после глубокого нокаута. Маячила впереди мировая известность, а то, глядишь, и Нобелевская премия.
– Нисколько, – сказал чародей. – Деньги я только за колдовство беру.
Проводив клиента, повернулся к ученику.
– Горухща… – с искренним удивлением повторил он, как бы пробуя слово на звук. – Надо же! Никогда бы не подумал…
Вышибалы
Сатана свои крылья раскрыл, Сатана,
Над тобой, о родная страна!
«Как известно, величайшая победа дьявола заключается в том, что ему удалось убедить людей, будто его нет. Кстати, являясь, по выражению теологов, обезьяной Бога, он не оригинален даже в этой своей проделке: на излёте Средневековья, желая испытать крепость нашей веры, Вседержитель, согласно остроумному предположению одного современного ересиарха, сам прикинулся несуществующим и прикопал множество ложных свидетельств эволюции. Увы, результаты с беспощадной очевидностью показали, до чего же всё-таки слаб человек: соблазнительное, живучее, анафемское учение Дарвина приходится опровергать по сей день. Достаточно вспомнить недавнюю шумиху вокруг скелета очередного „динозавра“, на поверку оказавшегося останками одного из трёх китов, на которых когда-то покоилась наша Земля».
Последняя фраза насчёт кита представилась Глебу Портнягину нестерпимо прикольной. Ученик чародея поднял восторженную физию и хотел было огласить прочитанное, когда заметил вдруг, что наставнику не до шуток. Занят. Сосредоточенно сдвинув косматые брови, старый колдун Ефрем Нехорошев неистово гипнотизировал лежащую перед ним на столе облезлую свою шапчонку – и волосяной покров изделия шевелился, словно бы от ветерка. Глебу и самому не раз приходилось пугать по заказу астральную сущность шубы или манто, отчего мех на изделии, к радости клиента, вставал дыбом, но то, что в данный момент проделывал Ефрем, Портнягин повторить бы не взялся. Шапка была искусственной, из чебурашки.
Не стал мешать и снова уткнулся в книгу.
«Что касается врага рода людского, то наибольшей степени конспирации ему, разумеется, удалось достичь на территории Советского Союза, где с 1926 года практически исчезли такие обычные признаки его присутствия, как кликушество и одержимость. Некоторые богословы видят причину в коллективизации: дескать, частное беснование было обобществлено наряду с хомутами и стало всенародной собственностью. В качестве доказательств они приводят митинги, репрессии и массовый героизм, проявляемый при защите социалистического отечества. Впрочем, последнее утверждение тоже явно отдаёт ересью.
Думается, однако, что причины гораздо проще. Какой, скажите, смысл заселяться в атеиста, если тому так и так гореть в геенне огненной? Можно было, конечно, внедриться в кого-нибудь из верующего меньшинства, но при тоталитарном режиме для беса это могло обернуться неприятностями личного порядка.
Последний юродивый, как говорят краеведы, обитал в тридцатых годах возле ещё не взорванного кафедрального собора в Суслове – и исчез после публичного исполнения следующей частушки:
Кто сказал, что Ленин умер?
Я его вчера видал:
Без штанов в одной жилетке
Пятилетку догонял.
Вряд ли устами Божьего человека глаголил нечистый, и тем не менее юродивые с тех пор в нашей области перевелись. Материалисты скажут: устрашились. Мы же говорим: утратили дух. Но если даже доброе самоотверженное начало, почуяв серьёзную опасность, покидало своих носителей, что уж там говорить о бесах, тварях откровенно эгоистичных! Ещё в девятнадцатом веке была хорошо известна склонность этих негативных энергетических сущностей дезертировать из одержимого, когда тому предстояла самая заурядная порка. Всего-навсего. Один тогдашний врач, больше прославившийся, впрочем, как составитель толкового словаря, излечивал кликуш весьма просто. „Необходимо собрать их всех вместе, в субботу перед праздником, – рекомендовал он, – и высечь розгами. Двукратный опыт убедил меня в отличном действии этого средства: как рукой снимет“.
Это ли не цинизм! Это ли не величайшая победа дьявола!»
Портнягин взглянул на учителя. Тот придирчиво изучал распушившуюся шапчонку. Надо полагать, вскорости морозцы ударят: вчера старый колдун шубейку пугал.
– А знаешь, Ефрем… – не без гордости поведал Глеб. – Я ведь из одной подруги тоже однажды беса вышиб. Ещё в школе, перед самыми выпускными. Тут,
