Он был разочарован, хоть и знал его грешок в суде и знал, каким человеком он был на деле. Но одного отнять было нельзя: генералом он славился достойным. А смерть все же всегда трагична. Тут же незамедлительно он лично отправился в лагерь ушедшего генерала, завершив необходимые государственные дела во дворце Урвалл.

VIII.

Приехав тайным экипажем, состоящим из двух лошадей, Златогривый обнаружил лишь беспечную толпу пьянчуг, занимающихся чем угодно, но не службой.

Он застал драку двух мужиков, на удивление, тех же самых, что и прежде, но уже изрядно разукрашенных синяками, ссадинами, царапинами и ушибами. Вокруг них кучковались и другие. Все с воплями, визгами сопровождали бойцов. Кто-то делал ставки, кто-то просто пил. Зельман Златогривый, не понимая, что творится в одной из самых численных фронтовых частях армии Невервилля, протеснился на импровизированный ринг, оголил лицо и голову. Однако пьяная толпа не поняла этого жеста и вряд ли была способна различить в этом лице короля.

Один из бойцов, тот что до сих пор не смог отыскать тулуп, обратился к королю:

— Эй, чудак! Ты чего здесь забыл? Не мешай драться, иди с остальными гляди, как я этому бедолаге нос ломать буду… Ха-ха!

Златогривый обернулся и с упрёком, ненавистью прошипел:

— Пасть захлопни.

Мужик этого не стерпел и бросился на него с кулаками, вопя чего сказал?!

Чтобы уложить упившегося в хлам солдата, Златогривому потребовался всего один удар. Толпа примолкла. Затем свалился — уже сам по себе — и второй боец на ринге. Король заговорил:

— Пьяные свиньи! Вы не видите даже того, что перед вами стоит ваш король! Чего вы устроили? Мордобой? Прямо на пороге вторжения недруга, желающего спалить дотла ваши дома, изнасиловать ваших женщин, а вас самих поработить? И это тот самый батальон генерала Ригера Стоуна? Которого я велел признать посмертно Героем Родины, вопреки запрету постулатам Всебожества? — До этих слов солдаты не воспринимали всерьёз ни слова из уст короля, не веря и тому, что перед ними и впрямь может стоять само Его Величество. Но после они переменились. Их недоверчивые, критические мины превратились в стесняющиеся, конфузные. — Я, видать, ошибался, когда счёл этот сброд гордыми защитниками отечества. Это не опора страны, это её позор. Неужели настолько дешёвая для вас ваша мать, что вы готовы бросить её? Чего рты прикрыли? Я вас спрашиваю! Чего вы стоите, если бросаете свой дом на произвол захватчиков?

— А чего нам этот дом? Мы и под флагом Игъвара жить можем! Может, хоть тогда бедствовать перестанем! — крикнул кто-то из толпы, после чего последовала цепь из поддерживающих возгласов.

— Идиоты! — бросил неожиданно король. — Да как только лорд Дезевон заполучит эти земли, вас вместе с вашими друзьями и семьями тут же отправят в шахты, карьеры, в лесорубы, в проститутки и говночисты! Никто не будет заботиться о вас, а если даже и будет, то не стыдно ли вам станет глядеть в зеркало? На себя смотреть как вы станете? когда вы продали себя и свою свободу за надежду на лучшую жизнь, когда сами не готовы были и палец о палец ударить ради этой самой лучшей жизни! Вы все лишь кучка алкашей, колотящих друг другу рыла потехи ради! Да, дом сгорит, можно и новый отстроить, но поймите вы наконец: дом… Родина — это не место, и не место виной вашим бедам и неудачам. Дом и Родина — это вы сами… ваша семья, родные, близкие, товарищи. И то, каким будет ваш дом и какой будет там жизнь зависит ни от названия, ни от положения, ни от короля, а от вас самих. Да, и я грешен. Я делал недостаточно ради блага страны, но сейчас я буду лучше. Никогда не поздно становиться лучше! И я обещаю вам, все те, кто будут сражаться рядом со мной — а я не собираюсь отсиживаться во дворце — увидят рассвет новой страны! Увидят триумф! Может, не сразу, может, разольются сперва моря крови, но мы выиграем! Потому что нет ничего и никого страшнее человека, защищающего свой дом и свою мать!

Завершив речь, весь воспылав и покраснев, король очаровался тому, как все в один голос уже орали одну единственную фразу. Ура! Но в этом коротком и бессмысленном слове таится сила, воля и решимость. Всё то, что и желал привнести Зельман. Леонардо Эйдэнс, наблюдавший за происходящим со стороны, улыбнулся, довольный и счастливый.

Наконец, впервые за несколько месяцев, выглянуло и солнце. Поразительно, как погода постоянно подлавливает идеальные моменты для своих проявлений. И всегда точно в тон настроения. Поразительно! — подумал про себя Леонардо Эйдэнс, князь Тзильета и десница короля Невервилля.

IX.

— Гони же кучер, гони! Родный, гони! Бог сегодня не милостив. Гони, прошу, гони! — привычным для себя тоном блеял Отец Святейшества Мариус Ольд.

Седовласый возница стал подгонять лошадей хлыстом. Скакуны гнали на пределе своих возможностей с учётом занесенных снежным вихрем дорог. Впереди, едва различимо из-за бури, виднелся свет. Приблизившись ещё, кучер понял, что это патруль и рванул лошадей в обратном направлении. Началась погоня. Мариус Ольд, сидя в кабриолете, стал молиться. Кучер беспрерывно хлестал лошадей. Но попытки оторваться были тщетны: мустанги без экипажей оказались гораздо быстрее. К тому же, и сзади их уже встречали гвардейцы.

— Мариус Ольд, увы, приказ… Прошу простить, Ваше Сиятельство… Мне жаль, но вы арестованы по приказу короля, — с волнением произнёс один из патрульных, стыдливо глядя на того, кто служит связующим звеном между ним, простым служивым, и тем, кто над всеми живыми властен.

— Дружок, ведь как же это… ведь грех! Нельзя! Пустите, как вы смеете! — Кричал он, пытаясь высвободиться из хватки гвардейцев, которые волокли его в карету для заключения.

— Таков приказ… — провожая его до кареты, повторял патрульный.

Мариус Ольд Святейший, долгое время единолично занимавший место Главы Храма Вероисповедания Невервилля, то есть являлся человеком с высочайшим саном божественного служения на всём Севере, был арестован по указу Его Величества короля Зельмана Златогривого по обвинению в измене Родине. Его ожидал эшафот.

Король лично прибыл с фронтовых частей, дабы проститься со своим учителем и наставником.

— Господин Мариус Ольд… можно войти?

— Да чего же вы, Выше Высочество, спрашиваете? Разве же я сейчас могу отказать? Я ведь под арестом и власти ныне не имею.

— Почему? — спросил король.

— Почему я бежал? — с ухмылкой переспросил Ольд, прекрасно читая все повадки его бывшего ученика. — Испугался, сынок.

— Вы учили меня в детстве не бежать от страха, а принимать его как неизбежное. Нельзя стыдиться природы человеческой, которую даровал нам