Но Ал уже и так все понял, велев отпустить парня, он первым бросился к лошадям и, ничего не объясняя, понесся в сторону деревни.

Глава 11

ПУТЬ СЛЕПЦОВ

Путь самурая есть смерть.

Токугава Иэясу. Из сборника сочинений для отпрысков самурайских семей.

Разрешено к прочтению высшей цензурой сегуната.

Писано в год начала правления 1603-й, замок в Эдо

— Однажды шли по горной дороге слепцы, в левой руке у каждого из них был дорожный посох, правой они держались за плечо впереди идущего, первый слепец вел остальных, так как сказал всем, будто бы отлично знает дорогу. Все время слепцы плакали и тряслись от страха, так как боялись упасть на дно пропасти и больше уже не выбраться оттуда. — Кияма сделал паузу, давая своему секретарю время записать услышанное, и когда Такеси поднял на него воспаленные от бессонных ночей наедине с рукописями глаза, тут же продолжил диктовать. — При этом никто из слепцов понятия не имел, с какой стороны опасная пропасть, а где ровная земля. И вот они шли и шли, молясь, трясясь и писая себе на ноги, когда подошвам их сандалий приходилось соскальзывать, и слепцы на какое-то время теряли равновесие, громко крича, цепляясь за ветхие одежды друг друга, от чего и у тех, кто чуть было не упал, и у тех, кто просто был рядом, пот лил градом и по спинам бегали мурашки. — Кияма улыбнулся, предвкушая финал. — Так вот, они шли себе, шли, пока вдруг не случилось то, чего они все, собственно, и ожидали. Один из слепцов упал в пропасть. Поняв, что они потеряли товарища, слепцы опустились на четвереньки и подползли к краю пропасти, рассуждая, как низко упал их собрат и можно ли будет вытащить его при помощи своих посохов или связав вместе одежду. И тут они услышали голос упавшего: «Не переживайте за меня, когда я был среди вас, я тоже всего боялся и не знал, куда можно ступить, чтобы не упасть. Теперь я упал, и мне уже больше нечего бояться. Я свободен. Быстро прыгайте ко мне, и вы тоже освободитесь от страхов и забот. Вы тоже будете свободны!» — Кияма огладил бороду, проникновенно глядя в глаза секретаря. — Я часто думал над этой притчей и вот что решил: всю нашу жизнь мы чего-то боимся, о чем-то заботимся, и только в решительный момент принятия своей смерти мы обретаем подлинную свободу. Потому что мертвому уже не нужно трястись за свою жизнь, не нужно думать, как сделать следующий шаг. Мертвому или посчитавшему себя мертвым не нужно заботиться о пропитании, ему не нужна любовь, не нужна семья. Когда последователи черного Будды Амида, или синоби, свершают над собой ритуальный похоронный обряд, после него они считают себя бесплотными духами, оставленными на этой земле для того, чтобы… — Кияма задумался. — Знаете, что, Такеси-сан, мне еще нужно подумать над этой темой, ведь последователи Будды Амида — это наемные убийцы и шпионы очень высокой квалификации, и, наверное, здесь следует сказать о том, что они избирают жребий служению своему хозяину… А кто у них хозяин? Или заданию, данному хозяином… М-да. — Кияма почесал затылок. — Предположим, что хозяин в этом монастыре — их настоятель. Но сам факт, что своих самураев он отдает на время и за деньги… Ладно, попробуем по-другому, — он посмотрел в потолок, — самурай умирает для собственной жизни, чтобы ничего не отвлекало его от служения своему господину. Поэтому, когда самурай умирает во второй раз, он освобождается от бренной оболочки и всего с нею связанного. Упавший слепец освободился от страхов за свою жизнь, потому что самое страшное с ним уже произошло.

— А что было с остальными слепцами? — не отрываясь от работы, спросил Такеси.

— С другими? — Кияма задумался. — А напиши, что, услышав истину, они все попадали в пропасть, чтобы освободиться.

— А от кого тогда вы узнали эту историю? — не отставал докучный секретарь.

— Тогда напиши, что кто-то последовал за первым слепцом и обрел свободу в смерти, а кто-то испугался и теперь ходит по свету, боясь всего на свете и завидуя упавшим в пропасть. Все! Хватит на сегодня.

— Будем ли мы еще работать над вашей второй книгой? — Такеси старался не поднимать глаз на Кияма, все существо его мгновенно напряглось, как тело готовой к броску кобры.

— Душно. Устал. В другой раз. — Кияма взял в руки веер и, демонстративно обмахиваясь, подошел к окну.

— Как скажете, господин. В другой так в другой. — Такеси собрал письменные принадлежности, наблюдая за тем, как поблескивают непросохшие еще листы. С того дня, как старый Такеси впервые услышал о тайной рукописи, прошло более двух недель, но Кияма отчего-то медлил.

Почему медлил? Такеси буквально ощущал, как проходит жизнь, а он ничего не может узнать. После того единственного раза, когда Кияма признался в своем самозванстве, он не сказал более ни одного слова об ордене «Змеи». Как будто ничего и не было.

Долгими одинокими ночами Такеси перебирал в памяти всех друзей своего даймё и не мог остановиться ни на ком конкретно, распознав шпиона. Сам Кияма сказал, что для того, чтобы воин ордена «Змеи» мог беспрепятственно занять чужое место, это место для него следовало сначала освободить. Буквально — убить наследника и вместо него предъявить другого. Глупость, как будто бы семья, жена и слуги не в состоянии уличить негодяя в подлоге!

В случае с Кияма все было более чем грамотно: вылечившийся чудесным образом прокаженный, лица которого давно уже никто не видел. Кроме того, сразу же разведшийся с женой и поменявший все свое окружение. Следовало искать похожие истории, но ничего похожего как раз и не было.

Так что оставалось предположить, что пришлый «змий» внедрился в какой-нибудь захудалый род, но тогда каким образом он собирается влиять на историю Японии?

Или… У Такеси закружилась голова. Или речь шла о Тайку? Безродном крестьянине, о котором никто ничего толком не знал и который сумел собрать вокруг себя армию и впоследствии сделаться главой государства?

Но если так, заговор приобретал поистине невероятные масштабы, с которыми Такеси было не справиться, даже если бы рядом с ним теперь стояли его не рожденные дети, даже если бы весь клан Фудзимото поднялся против лже-Кияма и ордена «Змеи».

Голова Такеси шла кругом, руки предательски тряслись. Он встряхнул