Поэтому единственной мерой движения «вселенского времени» может быть только человеческий цикл, поскольку человечество как коллективный субъект имеет начало и конец, по отношению к которым оно само и выступает свидетелем. Именно поэтому «вселенское время» измеряется циклами адамических манифестаций. Гравитационное время, текущее внутри мира-зеркала, – это природный естественный контур, на который опираются начала термодинамики. Самым критическим является второе начало, о котором мы знаем на повседневном опыте: снятый с огня чайник – остынет. Никакой изолированный объект сам по себе без подводки внешнего источника энергии теплее не станет. Это то, что присуще естественному контуру.

Однако этот очевидный и привычный закон нарушается, когда мы переходим к живым организмам. В биологических системах энтропия перестаёт действовать с такой физической очевидностью. Организм выдаёт из себя больше энергии, чем получает. Конечно, в итоге каждый отдельный организм проигрывает борьбу со вторым началом термодинамики, но какое-то время он демонстрирует по критериям неорганического вещества явное чудо. Биологическую жизнь мы называем первым сверхъестественным контуром, в котором простое соотношение вещества и энергии нарушается.

В обществе законы термодинамики нарушаются ещё более явно, ещё более масштабно. Собственно говоря, сама идея «прогресса» представляет собой, с точки зрения термодинамики, концепцию «сверхъестественного»: из «меньшего» извлекается «большее»! Конечно, сама эта идея «прогресса» крайне неоднозначна, – это чтобы не сказать «попросту ложна». Однако что есть, то есть: определённые социальные параметры с течением времени растут, причём с явным нарушением «простых и естественных законов».

Общество представляет собой второй контур сверхъестественного. Однако подобно тому, как биологический индивидуум проигрывает вселенской энтропии, так же иссякают и гибнут цивилизации и в конечном счете обречено само человечество. То, что появится в новом цикле и начнёт с нового Золотого века, будет уже другим человечеством, не имеющим памяти о своём предшественнике.

Однако у такого вечно повторяющегося завершения в «метафизической ночи» есть альтернатива. Это эсхатологический выход из режима циклов через прямое вмешательство трансцендентного Субъекта. Если внутри социума достигнута «критическая масса» пассионариев, если возникает обладающая достаточной силой «партия героев», трансцендентный Субъект посылает ей вождя, действиями которого руководит Сам. Этот вождь называется Махди, и его приход открывает третий сверхъестественный контур.

Вне эсхатологической перспективы и первый, и второй порядки «сверхъестественного» обречены проиграть универсальной субстанции, которая поддерживает режим «вечного возвращения». Однако победа третьего сверхъестественного контура уничтожает Ветхое бытие и открывает Новую землю и Новое небо, которые обетованы нам на уровне Большого Логоса.

* * *

Выше мы говорили, что человечество создаётся языком. Язык некоторым образом принуждает биологическое существо быть человеком и обладать причастностью к «травме сознания», которой изначально был наделён Адам.

Человек сам по себе не является носителем искры Святого Духа, но через язык он получает виртуальную причастность к ней. Это значит, что, следуя определённому пути, опираясь на определённые практики, развивая внутри себя определённые состояния сознания, обычный человек может превратить эту виртуальную причастность в актуальное обладание этой «искрой». Именно Страшный Суд и должен решить, в какой степени каждому удалось продвинуться на этом пути перехода от виртуального к актуальному. Не лишне отметить, что приматы, обладающие лишь виртуальной причастностью через социально полученное умение пользоваться языком, не имеют никакого основания для того, чтобы стать бенефициарами Новой земли и Нового неба.

Следует отметить и другой момент – не столь принципиальный, но не лишённый интереса. Язык не только делает из примата человека вообще, он делает вполне конкретного человека. Мы живём среди ярко разнящихся индивидуумов. Один – человек хороший, другой – подловатый, третий – жадный, четвёртый швыряет деньги на своё удовольствие, пятый как раб служит своей семье и так далее. Но можно ли полагать, что они такими и рождаются в готовом виде на свет? Иными словами, если бы кто-то из них был украден из колыбели волчицей и вырос в качестве бессловесного «Маугли», был бы он добрым или жадным?

Язык не только создает умопостигаемый концептуально нагруженный объект из «пятна Роршаха». Новый человек, приходящий в мир, является первоначально точно таким же «пятном Роршаха», которое определённым образом описывается языком по мере того, как новоприбывший в сей мир его усваивает. Люди получают извне не только продукт «малого логоса» – язык того культурного пространства, в которое они родились, – они ещё оказываются, так сказать, в «микрологосах»: языках своей социальной среды, своего квартала и даже своей семьи. Внутри этой семьи различные носители языка (родственники) оказывают влияние на подрастающего человека. Каждый фактически говорит на некоей специфической версии «микрологоса», которая описывает не только его мир, но и его самого. «Микрологос» индивидуума делает его смелым или трусливым, жёстким или «размазнёй» и так далее.

У разных уровней Логоса совершенно разные задачи. В конечном счёте «микрологос», наиболее приближенный к личному существованию, к экзистенции, имеет своей задачей конкретизацию человеческого «сырья» в виде оформившихся индивидуумов, имеющих постоянный жизненный образ действия. «Малый логос», являющийся языком цивилизации, языком культурного ареала, в качестве главной задачи ориентирован на реализацию понимания.

Феномен понимания – это ключевая вещь для поддержания устойчивого человеческого сообщества. Прежде всего, без понимания как особого психоэкзистенциального состояния невозможно взаимодействие между конкретными людьми и цивилизационной матрицей, которая их «проштамповывает» и кодифицирует. Когда человек перестаёт понимать матрицу, которая его определяет, он очень скоро превращается в подрывной элемент, в горючий материал, готовый вспыхнуть при любой провокации. Классическими носителями непонимания своей матрицы, рассогласования с ней оказываются сегодня те выходцы из «медвежьих углов», которые наводняют беднейшие кварталы современных мегаполисов. Эти люди несут стереотипы матричных оттисков более консервативных, нежели те, которые обрушивает на них мегаполис. Разрыв между этикой выходца из деревни и циничным аморализмом либеральной городской среды может сохраняться на протяжении четырёх-пяти поколений, родившихся и выросших после переселения в город.

Переживание непонимания, экзистенциальный зазор между своим личным бессознательным и артикулированной матрицей окружения, порождает ressentiment, глухое недовольство, переходящее в ярость.

Именно поэтому мы и назвали «малый логос» компромиссом между языком и «мудростью», который совершенно необходим для оперативного управления человеческим стадом. Этот компромисс как нельзя лучше виден на примере понимания. Секрет этого феномена состоит в отчуждении и объективации субъективного состояния сознания, которое приписывается природе объекта. Скажем, посреди джунглей одного из островков Микронезии во время Второй мировой войны упал американский бомбардировщик. Он не разбился на мелкие куски, а сохранил очертания общей конструкции. Местные папуасы интерпретировали его в соответствии со своей матрицей, в которой существовал концепт сверхъестественной птицы, посылаемой «богами». Они совместили этот концепт с физическим явлением неудачно приземлившейся «летающей крепости» и после этого превратили артефакт чуждой цивилизации в объект поклонения, не испытывая ни малейших психологических проблем. Не сумей