Шрифт:
Закладка:
— Да. Могут, но не хотят. — И Коффин выложил Яну то, о чем говорил мэру.
Свобода взглянул на жену, на Вулфа, потом опять на жену. Она стояла, прижав ко рту ладонь, и смотрела на него огромными глазами. Его собственные глаза сделались непроницаемыми, а голос лишился всякого выражения:
— Значит, вы хотите, чтобы я спустился с вами в Расщелину? Но если мальчонка там, он уже погиб. Я понимаю, это звучит жестоко, но такова реальность.
— Вы уверены? — спросил Коффин. — И вы со спокойной совестью останетесь дома, в полной уверенности, что шансов на спасение нет?
— Но… — Свобода сунул руки в карманы и уставился в пол. На щеках заиграли желваки. — Давайте будем предельно откровенны. По-моему, шансы найти мальчика живым крайне невелики, в то время как вероятность погибнуть самим более чем реальна. На Рустаме, где нужна каждая пара рук, это непозволительная расточительность.
— Нет, мистер Свобода! — в сердцах вскричал Коффин. — Такая откровенность не предельна, она бесчеловечна!
— Не более чем ваши заявления в Год Болезни, что мы не должны засыпать камнями могилы умерших, чтобы дьяволы-падалееды могли их выкопать и сожрать.
— Тогда положение было почти безвыходным. К тому же мертвым все равно.
— Зато их близким не все равно. И вообще, Бога ради, чего вы ко мне привязались? Я занят.
— Приготовлениями к свадьбе! — прорычал Коффин.
— Свадьбу можно отложить… Если тебе надо идти, — прошептала Джудит.
Свобода подошел к ней, взял ее руки в свои и спросил как можно мягче:
— Ты думаешь, надо?
— Я не знаю. Ты сам должен решить, Ян. — Она высвободила руки. — У меня не хватает духу давать тебе советы.
Джудит вдруг повернулась и вышла из комнаты. Они услышали ее торопливые шаги, удаляющиеся по коридору к спальне.
Свобода рванулся было за ней, потом остановился и посмотрел на незваных гостей.
— Я остаюсь при своем мнении, — бросил он. — Кто из вас осмелится назвать меня трусом?
— Я считаю, что тебе следует еще раз подумать, Ян, — сказал Вулф.
— Вы? Вы так считаете? — изумился Свобода.
Коффин тоже разинул от удивления рот. Оба они воззрились на тучную фигуру на кушетке. Это говорил мэр, который голосовал против погребальных пирамид в год повального мора; который отговорил фермеров от истребления рогатых жучков, убедив их, что лучше понести некоторые убытки при сборе урожая, нежели подвергнуть последующие поколения опасности расплаты за возможное нарушение экологического равновесия; который подкупил Гонзалеса и пригрозил ему судебным иском, чтобы тот отказался от своего неразумного проекта постройки плотины на Туманной речке; который удержал молодого Трегенниса от строительства фабрики стиральных машин (грозившей, по мнению мэра, поглотить слишком много ограниченных ресурсов колонии) тем, что выиграл капитал Трегенниса в покер…
— Я уверен, что шансы вовсе не так уж ничтожны, — заявил Вулф.
Свобода взъерошил волосы. На лбу у него заблестела испарина.
— Я не отказываюсь помочь ребенку в беде, — запротестовал он. — Если бы была хоть какая-то вероятность найти его живым, я бы непременно пошел. Но такой вероятности нет. А у меня жена, и двое моих собственных детей еще маленькие, и… Нет. Мне чертовски жаль. Но в Расщелину я не полезу. Не имею права.
Коффин выдавил из себя:
— Что ж, вижу, вас не переубедить. Надеюсь, вы понимаете, что делаете. — Усталость согнула его плечи тяжким грузом. — Пойдемте, мистер Вулф.
Мэр встал:
— Я бы хотел поговорить с Яном с глазу на глаз, если вы не возражаете. — Вулф взял хозяина под руку, увел его в коридор и закрыл за собою дверь.
Колени у Коффина подогнулись, и он рухнул в кресло. Господи, оказаться бы сейчас в космосе! Голова безвольно упала на спинку кресла; он прикрыл воспаленные, огнем горевшие глаза.
Но слух у него не притупился, даже наоборот. Осознав, что приглушенный голос Вулфа достигает его ушей, Коффин решил встать и отойти подальше. Но у него не было сил. К тому же не имело значения, что скажет Вулф. Теперь уже ничто не имело значения. А голос мэра продолжал журчать:
— Ян, ты должен согласиться. Мне не хочется откладывать свадьбу твоей дочери и еще меньше хочется подвергать опасности твою жизнь. Но ты практически единственный человек, способный спасти мальчика — или найти его тело — и вернуться назад. Ты просто обязан попробовать.
— Ничего я не обязан, — мрачно ответил Ян. — Ты не можешь меня заставить. Общество не имеет права принуждать индивида, за исключением тех случаев, когда опасность угрожает всему обществу. А это не тот случай.
— Но твоя репутация…
— Вздор! Ты сам знаешь: каждый житель Верхней Америки меня поймет. — Свобода начал терять самообладание. — Боже мой, Терон! Отстань от меня! Мы прошли вместе такой долгий путь, мы вместе начинали на Земле проект колонизации… Ты же не хочешь перечеркнуть все одним махом?
— Нет, конечно. Я хочу совсем другого: чтобы ты заработал себе репутацию героя. Помимо чести для твоей семьи и чисто эгоистического удовлетворения, это могло бы оказаться полезным для дела. Рабочих рук у нас, как ты знаешь, не хватает, и хозяин, желающий нанять себе работников, должен быть фигурой популярной. Ты говорил, что хочешь расширить свое предприятие.
— Хочу, но не до такой степени. Терон, мой ответ — «нет», и мне очень больно повторять его вновь и вновь. Иди домой.
Вулф вздохнул:
— Ты сам меня вынуждаешь. Мне совсем не доставляет удовольствия шантажировать людей.
— Что?
— Мне известно про тебя и Хельгу Далквист. Про вашу ночь прошлым летом.
— Что-что? Что ты сказал? Это ложь!
— Спокойно, сынок. Я нем как рыба… в большинстве случаев. Но я могу доказать свое утверждение. Естественно, мне совершенно не хочется причинять боль твоей жене…
— Ты, паршивый жирный слизняк! Это было минутное наваждение! Мы оба напились, и… и ее муж тоже. Для него это будет еще больнее, чем для Джудит. Ты понимаешь? Он хороший парень. Мне больше было стыдно перед ним, чем перед собственной женой. Все вышло как-то нечаянно, мы просто поддались порыву… Хельга и я… Ты будешь держать свою поганую пасть на замке!
— Ну конечно. Если ты согласишься попробовать спасти Дэнни.
Коффин снова попытался встать, на сей раз более успешно. Ему не следовало слушать этот разговор. Он подошел к окну и уставился во мрак, чувствуя, как его переполняет ненависть к Рустаму, презрение к Свободе и осознание своей неизбывной вины.
Дверь за спиной отворилась. В гостиную вошел Свобода, говоря почти весело, чем окончательно