оба впутываете меня? Хотите, чтобы я вывернула наизнанку свои чувства? Что ж, послушайте: мне больно и мерзко от того, что вы – предатели, что вы лжете как дышите и ничуть не стесняетесь. Вы друг друга стоите. – Ее пронзительный взгляд обвел их, пристыженных и растерянных, а затем остановился на Дарте. – Не смей идти за мной.

Мгновение – и она исчезла. Из холла донеслись ее быстрые шаги, хлопнула дверь.

С минуту они молча сидели в гостиной, привыкая к обрушившейся на них тишине, пока Дарт не решил, что пора уходить.

– Лучше бы врезал мне.

– А какой в этом толк? – Рин встал с дивана, точно собрался проводить его до двери. – Зачем размахивать кулаками, если правда бьет куда больнее?

Он почувствовал, как от гнева у него на шее напрягаются мышцы.

– Не хочешь марать руки, интеллигент хренов? Спешу огорчить. Ты уже по уши в дерьме. Думаешь, я не знаю, кто отправил Лизу шпионить? Как ты убедил ее? Пообещал освободить брата? – В глазах Рина мелькнуло смятение, и Дарт понял, что не ошибся. – Ее убили из-за тебя. – Он сделал паузу, позволяя осмыслить сказанное. – Но какое тебе дело, если мы всего лишь мусор.

Эверрайн не шелохнулся, но лицо его изменилось – на скулах заходили желваки, лоб прорезала глубокая складка.

– В чем ты меня пытаешься обвинить? – холодно спросил он. – Я не желал ей смерти. Но сейчас каждый из нас рискует, пытаясь защитить безлюдей. Раз уж на то пошло, Флориана тоже причастна к гибели лютенов в Воющем домишке. Напомнить, кто послал туда удильщиков? По-твоему, она тоже убийца, или стечение обстоятельств делает мерзавцем только меня?

– Ты больной ублюдок, – прошипел Дарт. – Вор, предатель и манипулятор.

– Знаю. – Его губы искривились в хищном подобии ухмылки. – Мы оба не те, кем хотим казаться. Может, перестанем притворяться?

Стрелой вылетев из дома, Дарт бросился вслед за Флори. Уйти далеко она не успела. Широкая улица была погружена в крепкий сон, и лишь изредка свет непогашенных на ночь газовых фонарей, символа расточительства в чистом виде, рассеивал мрак, где мелькал ее силуэт.

Услышав топот за спиной, Флори ускорила шаг. Дарт окликнул ее, думая, что напугал своим преследованием, однако вскоре понял, что она бежала от него, и решил держаться на расстоянии, не теряя ее из виду.

Чтобы вернуться в Голодный дом, им бы пришлось пересечь половину города, поэтому Дарт предпочитал подземный маршрут. Они как раз проходили мимо дороги, ведущей к Дому лестниц, и ему пришлось догнать Флори, чтобы предложить более короткий и безопасный путь.

– Я же просила не идти за мной.

Несмотря на возражения, брошенные в сердцах, она последовала совету и повернула.

– Лучше не рисковать. Я только что вытащил тебя из лап Общины, – напомнил он как будто невзначай, слабо надеясь, что ему зачтется.

– Может, зря? – Она задумчиво пнула камешек. – Тогда бы не пришлось оправдываться передо мной, как сейчас.

– Не говори так.

– А что говорить? – едко спросила Флори. – Дарт, я рада, что ты здесь не скучал.

– У нас ничего не было.

– Не переживай, ты хотя бы попытался.

Ее сарказм заставил Дарта умолкнуть.

К Гонзу они пришли в предрассветный час, когда сон особенно крепок и сладок. Достучаться до него оказалось непросто. Ни о чем не спрашивая, он проводил их через дом к подземному ходу и закрыл дверь на засов. Скрежет гулким эхом разлился по тоннелю, который они миновали во тьме. Дарт ориентировался без света и нарочно не торопился, обдумывая, что скажет Флори, вернувшись в Голодный дом. В голове было пусто и гулко, как в барабане, и когда они оказались в библиотеке, он смог выдавить только пару банальных слов.

– Давай поговорим.

– Мне не о чем говорить с предателем.

– Предателем?! – Он едва не задохнулся от стыда и злости. – Ты сама дважды бросала меня. Сперва уехала в Лим, потом в Делмар. Что я должен был думать?

– Я уехала, чтобы найти способ освободить тебя!

– А перед этим ясно дала понять, что между нами ничего не может быть. Ты сбежала в Делмар и прислала оттуда то нелепое письмо.

– Ты вообще никакого не прислал! – огрызнулась она, и ее веснушки вспыхнули, точно искры.

Она метнулась прочь и хотела хлопнуть дверью, но Дарт, бросившись следом, успел схватиться за косяк, и деревянная пасть прищемила ему пальцы. Он взвыл от боли, что заставило Флори задержаться.

– Пальцы целы? – спросила она из вежливости, хотя ни в голосе, ни в выражении лица не было ни капли сострадания.

– Уж точно чувствуют себя лучше, чем я.

Повисла неловкая пауза, на протяжении которой Дарт корил себя за то, что не мог вымолвить ни слова. Такой ценой отвоевать шанс, чтобы объясниться, и так глупо с ним обойтись. Почему с чувствами все так сложно? Почему нельзя испытывать их по очереди, чтобы с ними было легче справиться? Он снова попытался сказать главное:

– Флори, любовь и привязанность для лютена – прямой путь на виселицу. Я всегда бежал от них, как от опасности. Все, что я делал со своими чувствами, – заглушал их и находил самое простое противоядие. Но с тобой это не работает.

– Может, ты взял не то противоядие? – Она произнесла это так, будто хотела вогнать слова под кожу, чтобы сделать ему больнее.

– Прошу тебя… – Дарт опрометчиво обхватил ее плечи. Зеленые глаза, потемневшие от обиды и злости, встретили его колючим взглядом. – В том, что случилось, виноват хмельной. Управлять им почти невозможно, но я впервые смог поменять личность, потому что хотел остановиться.

– Как удобно иметь в арсенале столько виноватых. – Она горько усмехнулась, высвобождаясь из его рук. – Это сделал не ты, а кто-то другой, какая-нибудь нехорошая личность, которую ты отругал и поставил в угол… Но как же твое признание? Как же все твои личности, кого я очаровала? Выходит, и это вранье?

Снова она обвиняла его во лжи и вынуждала оправдываться за то, кто он есть и кем никогда не станет. Лютен, обманщик, предатель, безумец – в огромном перечне его ролей нет ни одного подходящего для нее варианта. Как бы он ни пытался починить себя, механизм изначально был неисправен. Шестерни в его голове вращались с натужным скрипом, а зубцы гнулись и ломались всякий раз, когда он вмешивался в их работу. Дарт чувствовал, как внутри ворочается что-то сломанное, царапающее.

– Возможно, я как-то неправильно выражаю свою любовь, но делаю это как умею. Я привык оберегать, заботиться, служить…

– Я не безлюдь, Дарт, – перебила она, не впечатлившись его пламенной речью. – И