– Да.

Владимир приблизился и встал так, чтобы смотреть прямо в глаза. Но жест этот не выглядел агрессивным и вызывающим, скорее, подчеркивал важность того, о чем див хотел поговорить.

– Я должен знать, почему вы остались рядом со мной в Пустоши. Почему просто не уехали?

Аверин пожал плечами:

– А кто бы защищал тебя, когда ты был совсем беспомощен? Я бы не одолел сильного дива, но отогнать мелких падальщиков, которых в Пустоши полным-полно, смог бы. Такая защита всё же лучше, чем никакой, правда?

– Я не про это. Я не понимаю, почему вы меня в принципе не оставили. Я больше не мог сражаться, наоборот, очень сильно всех ослаблял и задерживал. Я знаю, почему мой хозяин спасал меня, рискуя жизнью: у нас с ним сильная связь. И почему его светлость князь Булгаков не остановил его тогда: у него на меня планы. Но вы? Почему вы остались меня защищать и волокли на снегоходе?

Аверин вздохнул:

– Ты по-прежнему не понимаешь, что такое дружба, Владимир. Ты, что же, думаешь, я бы бросил в Пустоши раненого Сергея?

– Нет, но я не колдун.

– А в чем разница?

– Ваша жизнь намного ценнее моей. Колдун не должен рисковать ради дива, особенно не принадлежащего ему. Это неправильно. Я не могу этого принять.

Аверин усмехнулся:

– Так тебе и не надо. Просто знай – для меня твоя жизнь не менее важна и ценна, чем моя собственная. Видишь, как удачно всё складывается? Это и есть дружба.

Князь Булгаков покинул поместье ближе к полуночи. Проводив его, Аверин не стал сразу возвращаться в дом – ужин был настолько плотный, что он опасался несварения, если в ближайшее время ляжет спать. Поэтому решил прогуляться перед сном.

Тем более, что ночь выдалась безветренная и теплая. Особенно это ощущалось после леденящего холода Пустоши.

Луна, иногда прячущаяся за редкими облаками, освещала двор и аллею, по которой и решил пройтись Аверин. Деревья тихонько шумели, пахло ночной травой, еловой хвоей и сыростью. Привычные запахи, на которые он обычно не обращал внимания, наполняли радостью и умиротворением. Как же отличается человеческий мир от Пустоши! Понятно, почему Кузя находил несправедливым, что дивы рождались в таком неприветливом месте. Нужно будет подробно обсудить их экспедицию и попробовать структурировать полученные знания. Но это завтра, а сейчас луна и свежий ночной воздух.

Внезапно луну закрыла темная тень.

Крупная серая сова спикировала на скамейку, мимо которой как раз проходил Аверин. Он едва успел заметить темный мешок у нее в когтях, как сова исчезла и на ее месте появилась Инесса. Вензель Академии таинственно блеснул на ее шее.

– Рад видеть вас, наставница, – он слегка наклонил голову, – признаться, я был удивлен, узнав, что Академия решила оказать нам помощь. Обычно на это рассчитывать не приходится.

– Это моя личная инициатива, – глаза Инессы, по-совиному желтые, казалось, светились своим собственным светом, – я не прочь взять реванш в нашем небольшом споре с Григорием.

– Вы и в прошлый раз не потерпели поражения, – он улыбнулся, – я всегда считал, что вам в этом мире нет равных.

– После того, как вы отправили в Пустошь самого сильного дива из известных, Гера, возможно так и есть. Вам удалось вытащить его из ловушки?

– Да. Я вам всё подробно расскажу. И благодарю вас за то, что решили нас защищать. Наши дивы сейчас не в лучшем состоянии.

– Они в любом состоянии ничто против Григория. И потом, я наслышана о фокусах Аркаши. Ни за что не хочу этого пропустить.

Глава 11

С утра Василь очень волновался. Во время завтрака ему даже кусок в горло не лез. А когда он зашел в библиотеку, то отер пот со лба платком. Почему он так нервничает, он не знал, как и не понимал, чего именно ждет от предстоящей встречи. Прежде он видел Анонимуса в облике отца и не раз разговаривал с ним. Но всегда понимал, что перед ним фамильяр. И даже в детстве не тешил себя иллюзиями.

Почему он так переживает сейчас? Или сказалась нервная обстановка, окружавшая его в последнее время?

Конечно, он очень переволновался и за дочь, и за брата. Да и за Анонимуса, чего греха таить. Но с этим ничего не поделаешь, не пустить их в Пустошь он не мог, оставаться в неведении не хотел. У всего своя цена.

А Любава, по всей видимости, скоро «выпорхнет из гнезда». И улетит далеко-далеко, в Сибирь. У Василя почти не осталось сомнений, что молодой, но уже сделавший блестящую карьеру колдун попросит ее руки со дня на день. Отказывать Василь не собирался. Он отлично видел, как трогательно его дочь заботится о молодом человеке. И был рад, что после неудачного романа в Академии сердце Любавы вновь открылось для чувств.

А со своими чувствами он как-нибудь разберется.

В библиотеке были только ее величество и Гера.

– Я… мы с братом сможем остаться с… отцом наедине? – спросил он у императрицы.

– Я не знаю, – не очень уверенно произнесла она, – мое присутствие необходимо для того, чтобы запустить процесс. Неизвестно, нужно ли оно, чтобы его поддерживать.

Что же, пусть так. Василь не собирался обсуждать государственные тайны или что-то очень личное. О чем он хотел поговорить? Признаться, он сам толком не знал. Спросить, почему, в отличие от брата, он не заслуживал внимания отца? Невероятно глупый вопрос. Это было очевидно, да и обиды на отца у него уже не было. У Геры совсем иная, недоступная обычному человеку жизнь и судьба.

Наконец дверь открылась.

…И перед ним предстал отец. Василь запомнил его именно таким. Порывистые движения, немного ехидное выражение лица. И взгляд. Это точно был взгляд отца, Василь ни с чем бы его не перепутал.

И даже одежда. Так отец был одет, когда они ездили в день рождения Геры фотографироваться в город. Отец с самого утра был весел и, как сейчас понимал Василь, уже немного отметил. Они встали у памятника, и отец подхватил их обоих на руки и начал крутить, прямо перед фотографом. Василю тогда сделалось очень стыдно – ведь он уже совсем взрослый! Он не позволит, чтобы его сфотографировали на руках