— Сакит Велиев, «тяк гулах» — одноухий, бывший ваш подчиненный на Агдамском направлении.

— Да я помню его, он горел в танке под Гюлаблы Авдалом. Это вояка точно не подведет, у него старые счеты с Ишханяном. Предупреди его, только из засады, в открытый бой не вступать.

— Есть, — Аждар сделал пометку в рабочей тетради, — Вам, Салахов, — услышав свою фамилию, тот хотел встать, но полковник взмахом руки остановил его.

— Выезжаете во внутренние войска к генералу Рамизу Хосровичу и организуете жесткую оборону дороги на Дашбурун, удержаться надо любой ценой, понимаете меня?

— Да все понял, сделаем.

— Если будет необходимость, Салахов, идите в окопы к солдатам и вместе с ними отражайте атаки противника.

— Алиев, — обратился он к командиру 181-й бригады, — собрать всех кто остался у вас в штабе, до хозяйственного взвода, атакуете кирпичный завод. Михаил, свои самоходки придашь им, для огневой поддержки. На подготовку контратаки вам даю полтора часа. Надеюсь, вы успеете провести перегруппировку и выйти на исходные позиции, пока противник успокоился и ждет рассвета. Но мы не дадим дожить до него. Вопросы ко мне есть? — обвел он взглядом присутствующих.

Все молчали, записывая последние указания полковника.

— Тогда устанавливаем — время «Ч» пять часов сорок пять минут, первый огневой налет, двадцать минут, дальше по вызову командиров. Радиосигналы и позывные сменить на запасные, мой позывной «Чайка-28». По коням. Удачи вам мужики, и берегите себя.

Все встали, собрав свои карты, заспешили в подразделения. Прощаясь с ними, полковник почувствовал свою причастность к братскому солдатскому сословию. Душа его наполнилась гордостью. Снова в строю.

Наконец-то в армии наступал порядок. Прошли времена, когда каждый полевой командир ощущал себя фельдмаршалом и не кому не подчинялся.

Твердая рука Верховного Главнокомандующего Гейдара Алиева, Президента Азербайджана надежно держала нити управления, не только страной но и армией, заставляя всех понимать, что Родина в опасности и надо за нее бороться не жалея ни сил, ни самой жизни.

Время, отведенное на подготовку контратаки, прошли в работе по организации и уточнении вопросов взаимодействия, в пополнении запасов материальных средств. Усталость валила с ног, но полковник не обращал на нее внимания, погрузившись в расчеты и анализ обстановки.

Резкая трель телефона на столе прервала его размышления. Он схватил трубку, — «Чайка» слушает.

Радист сообщил, что командиры докладывают о готовности и ждут приказа. Переключив диапазон на рации, полковник дал сигнал на контратаку— «Прыжок в ночи», так он назвал ночной бой.

Десятки артиллерийских разрывов, громом прокатились по горным ущельям, разнося весть, что азербайджанская армия не разгромлена, как трубит «армянское радио», а готова уничтожить всех, кто посмеет в этом засомневаться.

Теперь, с началом контратаки, от полковника почти ничего не зависело, он сделал то, что от него требовалось, теперь слово было за солдатами и офицерами, за их мужеством и отвагой.

Полковник вышел из кунга освежиться и прочистить холодным горным воздухом, забитые никотином легкие. Черное небо озаряли вспышки реактивных снарядов, трассирующие пули танцевали хоровод, веером рассекая черноту ночи. От порохового дыма и гари горизонт окрасился в черный цвет.

Полковник продрог и решил вернуться в салон машины, когда его окликнул кто-то из темноты. В свете дверного проема было видно, как к нему приближается группа людей. Часовой, узнав их, не стал останавливать гражданских, это разозлило полковника, он хотел уже сделать замечание, но вопрос заданный ему пришельцем в норковой шапке, остановил его.

— Вы командуете здесь войсками? Я глава исполнительной власти Гани-муаллим, нас прислал к вам Начальник Генерального штаба. Полковник, выслушав скороговорку гостя, пригласил его в салон машины.

— Вы должны мне конкретно сказать, вы удержите город или нет. Поймите меня правильно, товарищ полковник, — напирал он, не присаживаясь к столу. Люди хотят знать, им уходить из своих домов или нет.

Полковник смотрел на этого человека одетого в камуфляжную форму на гражданскую рубашку с галстуком, в норковой шапке на голове и не мог понять этого человека, которому доверили власть над жителями района, который не думает, как их защитить, а старается заручиться поддержкой военного, чтобы оправдать свое бегство. А то, что он приехал в штаб именно за этим, не было ни каких сомнений.

Телефон на столе разрывался, требуя снять трубку, и поэтому полковник не стал отвечать на заданный вопрос. Прошел и взял трубку рации. Комбриг 181 бригады Алиев доложил, что подразделениям удалось остановить продвижение противника, просил помощи артиллерией. Не успел он отключиться от комбрига, как открылось окошко перегородки салона КШМ, где размещались радисты, и оттуда протянули наушники, — Гурбанов, вас, — доложил радист.

— Ты вызови Рамазанова и Салахова, пусть выйдут на связь, — отдал полковник распоряжение и взял наушники. Сквозь разрывы снарядов и треск пулеметных очередей, Аждар сообщал, что комбату Багирову удалось прорваться к высоте, и он ведет бой на Агбуруне. Сакит Вердиев своим танковым взводом из засады подбил четыре танка и захватил один в полной боевой готовности. Весть обрадовала полковника, настроение стало понемногу улучшаться. Радист протягивал уже наушники другой рации,

— Джахангиров, — коротко сказал солдат, забирая у полковника первые наушники. Магеррам в свойственной его натуре, докладывал, что противник поспешно отходит, оставляя на поле боя горящую технику и трупы солдат. Захвачено много пленных. Полковник непроизвольно взглянул на циферблат часов, было около семи часов, все шло по плану.

— Если армия не умеет выходить из боя, тем хуже для них, — подумал полковник и взяв со стола пачку сигарет он протянул человеку в норковой шапке.

— Не хотите закурить, уважаемый глава исполнительной власти, — с иронией в голосе спросил он своего гостя. Тот не понял тона полковника и хотел уже что-то возразить, но полковник не дал тому разглагольствовать.

— Вы спрашивали, удержим ли мы город или нет и, что вам делать, так?

— Да, именно, это сейчас больше всего волнует меня.

Сделав несколько затяжек, полковник приблизился к нему и, оглянувшись на окошко радистов, тихо сказал.

— Только вам могу сказать, но должен вас предупредить, никому ни слова о нашем разговоре, — перешел заговорческий шепот полковник.

— Берите свои пожитки и, как можно скорей, бегите из города, пока есть возможность, только никому не говорите. Иначе, смерть.

Услышав сказанное, глава власти побледнел, губы его затряслись мелкой дрожью. Его розовый язычок выскакивал изо рта и облизывал губы, как у трусливого ужа.

— А теперь давайте, уходите, мне надо работать.

Глава власти засуетился. Он приоткрыл дверь кунга и как-то неуклюже спрыгнул на землю. Ноги не удержали его грузное тело.