Здесь вся война сплошной обман:

Эстонским снайпером комбат,

Смертельно ранен!

И матерясь, мешая грязь, дождём свинца сметая мразь!

Наш полк дошёл, дополз до ГРОЗНОГО окраин!

Закончили опять дуэтоми:

Сейчас в России Новый Год — поёт смеется мой народ.

А чтоб он пел мы у дудаевских развалин!

Душман нам в спину, сволочь, бьёт, броня горит, свинец в живот

И мать моя ты не грусти мы с Честью пали

А мы в окопах ждём ответ: за деньги банка "Менатеп",

Иль за Россию-мать мы кровь здесь проливали?

Не за копейки и рубли идём мы по земле Чечни

А чтоб тебя Россия — «Русь великой» звали

Чечня в огне, здесь не Афган —

Приказ войти войскам отдан.

И мы вошли, но не стрелять — ведь там же дети!

Колоны шли и там их жгли,

Дым простирался до Москвы.

Так кто же нам за боль и гарь теперь ответит?

— Класс. — высказалась Кири, после того как стихли последние аккорды.

— Принимал участие? — поинтересовался Александр.

— Уже под конец. — признался я — Когда боевиков в горы выдавили. Две командировки. В штурме города не участвовал.

— Кем, если не секрет?

— Какие тут сейчас секреты? Разведка. — скромно ответил я.

— А действовали где? — проявил настойчивость Александр.

— Южная Чечня. Шатойский район. — не видел смысла скрывать дела давно минувших дней, да еще и вдалеке от родных пенатов.

— Погоди… — задумался Александр — Девяносто шестой год. Правильно? Разведка в Шатойском районе. Спецназ?

— Разведка. — скромно поправил я и добавил: — Впрочем, да. Специального назначения.

— Ветров фамилия? Позывной «Ветер»? Группа капитана Смирнова? — забросал меня вопросами Александр.

— Вообще-то да. — осторожно ответил я — Что-то не припомню, чтобы встречались.

— А мы и не встречались. — ответил удовлетворенно кивнувший Александр — Зато от наших экипажей только положительные отзывы о тебе слышал. На БШУ (бомбо-штурмовой удар) машины заводил, как по ниточке. Со стороны Солнца и давая четкие ориентиры. Одно удовольствие было с тобой работать. Многие вообще думали, что ты стандартный ПАН (Передовой авиационный наводчик). Сам летун — минимум. Не то, что некоторые: пара уже входит в боевой разворот, требует от прижатой наземки куда, собственно, наносить удар, и слышит из зеленки: «Я вам рукой помахал. Правее метров триста насыпьте». — Александр аж поперхнулся от возмущения — Помахал рукой вертушкам из зеленки. Правее насыпьте.

— Хорошие учителя были просто. — Вспомнил Виталю и его опыт, впитанный через снятую ментограмму — Впрочем, не будем о грустном. Давайте об армейском грустном, которую офицеры любят больше, чем патриотические песни Газманова. — предложил я и поправил гитару:

Мои друзья — начальники, а мне не повезло:

Который год скитаюсь с автоматом.

Такое вот суровое, мужское ремесло

Аты-баты. Аты-баты.

Афганистан, Молдавия и вот теперь Чечня

Оставили на сердце боль утраты

За всех кого не вывел из-под шквального огня.

Аты — баты. Аты — баты.

Поддержал Александр.

Жена моя красавица оставила меня.

Она была ни в чем не виновата.

Ни дома, ни пристанища — какая ж тут семья!

Аты — баты, аты — баты.

Служил я не за звания и не за ордена.

Не по душе мне звездочки по блату,

Но звезды капитанские я выслужил сполна.

Аты — баты, аты-баты.

Россия нас не жалует ни славой, ни рублем,

Но мы ее последние солдаты.

И значит, надо выстоять, покуда не умрем.

Аты-баты, аты-баты.

Аты-баты, аты-баты.

— Да… — после непродолжительного молчания произнес Александр — Капитанские звездочки я точно выслужил сполна.

— Кстати. — вспомнил я — Есть такой автор песен. Анисимов Николай. Много очень хороших песен. В том числе просто душераздирающая про вертолетчиков в Афганистане.

— Ну да. — подтвердил Александр — Одни «Грачи прилетели» чего стоят.

— Но я бы хотел напомнить про вертолетчиков. — сказал я — Помнишь?

Небес родных голубизна

Мне снится ночи напролёт

Там в Белоруссии весна,

А здесь сам чёрт на разберёт

Увы, всё было не во сне

Войны той шёл последний год

И под Кабулом весь в огне

В ущелье падал вертолёт…

Начал речитативом я и был немедленно подхвачен знающим эту песню Александром:

Кабина полная огня

Окончен мой последний бой

В ближайшем будущем меня

Ждёт смерть в стране совсем чужой

Зажат я огненным кольцом

«Мой борт горит!!!» — кричу в эфир

Навек безжизненным лицом

Уткнулся в ручку командир.

И за спиной борттех молчит

Проклятый холодок внутри

А ДШК — тот всё стричит

Да не один — их штуки три.

Во идиоты, что стрелять…

И так горю — уже предел

Мне больше в жизни не летать

Каюк мне здесь. Я… Я прилетел.

А в это время за рекой

Там, где в бою не умереть

У русской матери одной

Вдруг сердце начало болеть

Увы, всё было не во сне

Войны той шёл последний год

И под Кабулом весь в огне

В ущелье падал вертолёт…

Ревёт и стонет вертолёт

Не хочет тоже умирать

Нам с ним сегодня не везёт

Летать ещё бы и летать…

А о себе уж я молчу

Сейчас бы спирта мне — до дна

В последний путь к земле лечу

Ах, эта чёртова страна!..

В ушах радистки слёзный крик:

«Борт 37! Ответьте мне!»

А жизни мне остался миг

Молчу как рыба — весь в огне.

А здесь угрюмые места

В ущелье падать глубоко

Хоть схоронили б — во мечта

Да наши где-то далеко…

А в это время за рекой

Как будто свет вокруг погас

У русской матери одной

И слёзы капали из глаз

Увы, всё было не во сне

Войны той шёл последний год

И под Кабулом весь в огне

В ущелье падал вертолёт…

Судьба здесь видно не причём

Хоть не такого ждал конца

Я не жалею ни о чём

Вот жаль лишь маму и отца

А говорят пред смертью в раз

Перед глазами жизнь пройдёт

И надо ж было сбить им нас

И борт наш вряд ли кто найдёт

Так неохота умирать

В огне я вспомнил здесь о ней

Я так хочу её обнять

И жить охота — хоть убей…

Я вспомнил тот осенний вечер…

Под грохот пуль — горох о стенку

Я вспомнил даже нашу встречу

Я вспомнил всё! Ах, Ленка!…

Отвернувшись в сторону, успел увидеть полные слёз глаза Мары, которые девушка торопливо смахнула. Эко как пробрало. Подавшиеся вперед абордажники тоже сжимали кулаки. Не! Обстановку надо разряжать! Оглянувшись по сторонам, ударил по струнам: