– вспоминала позже Г.И. Затмилова, – первая «обкомовская дама», Мильда Оттовна Булле. Она была членом бюро обкома. … Она вообще была неплохая, если говорить в целом, по сравнению с другими «дамами… Она расспрашивала меня о допросах, я ей рассказывала о своих, рассказывала о том, что люди подписывают ложные показания, чтобы избавиться от пытки допроса. Слушая такое, она сказала:

– Галина Ивановна, а вы видели когда-нибудь человека, который написал бы на себя и других ложные показания?

– Нет, – ответила я, – не видела, но я знаю, что такие есть.

Она не возражала, но по ее скептической улыбке я видела, что она этому не верит»[380].

Однако вскоре Мильда Оттовна на личном опыте и впечатлениях от «конвейерного» допроса поняла, насколько она ошибалась.

«Дня через два, – продолжала вспоминать бывшая сокамерница Галина Ивановна, – ее взяли на допрос, и она не вернулась в камеру… Камера начала постепенно наполняться, и скоро, рассчитанная на девять человек, она вмещала сорок.

…недели через две к нам опять привели Булле, которая сразу же подошла ко мне и сказала, что она подписала все, что от нее требовали.

– Почему? – воскликнула я.

– Я сидела семьдесят два часа, не поднимаясь; у меня начало рябить и двоиться в глазах, я ничего не соображала! – ответила она.

Мне показалось это неубедительным, семьдесят два часа сидки не такое уж тяжелое средство, чтобы нестарая, крепкая женщина не могла его выдержать, да еще сразу после ареста. Я и теперь думаю, что дело было не в семидесяти двух часах допроса, а в каком-то изломе психики, который заставлял подчиняться представителям этого учреждения»[381].

Несмотря на её признания, М.О. Булле была обвинена в государственных преступлениях по статье 58, пункты 10 и 11. Расстреляна в возрасте 46 лет в один день с мужем – 13 июля 1938 года.

Реабилитирована посмертно в октябре 1956 года.

Сказать о М.Ф. Сахновской и М.О. Булле, что они ничем себя не проявили, как отмечал когда-то неизвестный военачальник, слова которого мы ранее приводили, было бы, на наш взгляд, неверно. Обе выпускницы достигли высших воинских званий, условно равных генерал-лейтенантам. В петлицах на их гимнастёрках было по два ромба, и их должности относились к категории К-11. Они занимались важной для государства и интересной для них работой. Так что их уж точно нельзя считать неудачницами.

О двух других выпускницах Восточного факультета Военной академии РККА – М.М. Янковской и А.Н. Урванцевой – известно значительно меньше. Но тем не менее некоторое представление об их жизни и военной судьбе можно получить и по тем немногим сохранившимся сведениям.

Янковская Мария Михайловна

Родилась в 1900 году в Москве.

Русская. Образование высшее военное. Окончила в 1924 году Восточное отделение Военной академии РККА.

Член ВКП(б).

Преподаватель иностранного языка в Государственном академическом Большом театре СССР.

Арестована 4 июля 1937 года по делу бывшего заместителя Разведупра и бывшего заведующего отделом Службы связи Коминтерна Б.Н. Мельникова, арестованного по подозрению в шпионаже в пользу японской разведки. Прежде он работал в НКИДе, был нелегальным резидентом на Дальнем Востоке.

Завербован был осенью 1918 года, когда попал в плен к японцам в тайге в Амурской области.

При допросах он назвал М.М. Янковскую в качестве связной с агентами японской разведки в Москве. Она в то время занимала должность референта отдела Дальнего Востока НКИД по Японии. Передавал он информацию для японцев через неё устно во время встреч в его служебном кабинете.

В частности, Мельников, с его слов на допросе 16–17 мая 1937 года, показал, что он в то время передал японцам интересовавшую их информацию по пределу уступок советской стороны по рыболовной конвенции, по японской концессии на Сахалине и текущей дипломатической работе.

Связь с японской разведкой, как он признал на допросе, бывший разведчик и дипломат поддерживал до 1926 года.

Затем он предупредил японцев, что Янковская попала под подозрение ГПУ. Вскоре японцы заменили связного и запросили сведения о советских военных советниках в Китае. По возвращении в Москву в начале 1932 года он был назначен заместителем начальника Разведупра Штаба РККА.

Потом Мельников в октябре 1928 года был назначен генеральным консулом СССР в Харбине, где, с его слов, он продолжил контакты с японскими разведчиками и дипломатами.

Протокол допроса Ежов приложил к своему спецсообщению и направил Сталину[382].

Приговорена ВК ВС СССР 2 сентября 1937 года по обвинению в шпионаже к высшей мере наказания – расстрелу. Расстреляна в тот же день – 2 сентября 1937 года по приказу председателя Военной коллегии ВС СССР В. Ульриха коменданту ГУГБ НКВД СССР в числе 32 приговорённых к высшей мере уголовного наказания – расстрелу.

Место захоронения – Москва, Донское кладбище.

Реабилитирована 16 июля 1957 года ВК ВС СССР.

Аделаида Николаевна Урванцева (Урванцева-Левицкая)

Родилась в 1896 году.

Русская, из служащих.

В РККА с 1921 года. В годы Гражданской войны была медсестрой, затем возглавляла санитарный отряд особого назначения. Выполняла разведывательные задания в тылу деникинских армий на юге России.

Член РКП(б) с 1920 года.

В 1918–1921 годах занималась политико-просветительской работой с красноармейцами.

В мае 1924 года окончила Восточное отделение (персидский класс) Военной академии РККА.

Владела фарси, французским и немецким языками.

По линии НКИД СССР работала в Персии сначала практиканткой, потом секретарём, а позже – заведующей информационным агентством НКИД в Баку (1924–1926).

В 1927–1928 годах была назначена референтом по Ближнему и Среднему Востоку во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей.

В 1928–1931