с животными. Пять миллионов человек напряженно ждали, что какаду распушит хохол и закричит. Я уговаривал его и так и этак. Прошло пять мучительных минут, а Коки неподвижно сидел на своей жердочке, будто музейный экспонат. В отчаянии я перешел к следующей птице. В ту же секунду Коки взъерошил хохол и что-то ехидно крикнул.

Ну а передача, посвященная рептилиям? Она не вызывала у меня никаких опасений, ведь рептилии довольно апатичны, с ними управляться легко. Тем не менее эта программа оказалась труднейшим испытанием. У меня как раз был грипп, и я смог прийти в студию только благодаря врачу, который накачал меня всякой дрянью, чтобы я сумел продержаться на ногах нужный срок. Если у вас вообще никудышные нервы да еще голова гудит от разных антибиотиков, телезрителю может показаться, что он смотрит какой-то старый немой фильм. Помрежи и операторы быстро сообразили, что я болен и не в своей тарелке, поэтому в перерыве после первой репетиции они по очереди старались меня приободрить. Увы, без успеха. Началась вторая репетиция. Я совсем скис. Надо было что-то предпринимать. И тут кого-то осенило. В рассказе о черепахах я объяснял, что их скелет приварен, так сказать, к панцирю. Для наглядности я припас черепаший скелет в очень красивом панцире, нижняя половина которого была, словно дверца, укреплена на петлях. Откроешь — и видны все тайны черепашьей анатомии. Короткое вступление о семействе черепах вообще, затем я открываю нижнюю часть панциря… и вместо скелета вижу клочок картона с аккуратно выведенными словами: «Вакансий нет». Прошло несколько минут, прежде чем в студии восстановилась тишина, зато я заметно повеселел, и дальше репетиция шла как по писаному.

Среди участников программы оказалась Далила. Я рассудил, что она может служить великолепной иллюстрацией там, где речь пойдет о защитных приспособлениях животных. И Далила не подкачала. Когда мы пришли, чтобы перевести ее в транспортную клетку, она обрушила серию яростных атак на нас и на стенки, оставляя на досках и половых щетках свои длинные иглы. Всю дорогу до Бристоля она рычала, рявкала и гремела иглами. Рабочие студии, выгружавшие ее из самолета, решили, что я привез по меньшей мере леопарда. Из транспортной клетки Далилу надо было переместить в особую клетку, приготовленную для нее на телестудии. На перемещение ушло полчаса, причем к концу этого срока из всех декораций торчало столько игл, что я начал опасаться, не окажется ли Далила совсем лысой к началу своего телевизионного дебюта. И вот — передача. К моему удивлению, Далила вела себя образцово, делала все, что от нее требовалось: грозно рявкала, топала ногами, гремела иглами, как кастаньетами, — звезда, да и только. К концу выступления я проникся к ней добрым чувством, мне уже казалось, что я неверно о ней судил. А когда пришла пора перегонять ее из студийной клетки обратно в транспортную, восемь человек извели на это три четверти часа. Одному рабочему игла вонзилась в икру, две декорации были совсем испорчены, а остальные утыканы иглами так, словно мы попали под град стрел, отражая нападение краснокожих. Я с облегчением вздохнул, когда Далила, лишившаяся чуть не всех игл, наконец вернулась в зоопарк, в свою собственную клетку.

Должно быть, неприятности запечатлеваются в памяти прочнее, чем радостные события, поэтому телевизионные передачи рисуются мне теперь сплошной цепочкой бедствий. Впрочем, один случай я вспоминаю с искренним удовольствием. Из Би-би-си меня попросили привезти нашу молодую гориллу Н’Понго. Компания (небывалый случай) даже заказала небольшой самолет, чтобы мы могли прилететь в Бристоль. Им захотелось также снять перелет, и они прислали кинооператора, застенчивого человека, который робко признался мне, что очень не любит летать, так как его мутит в самолете.

Мы взлетели при ярком солнце и почти тотчас нырнули в черное облако, битком набитое воздушными ямами. Н’Понго сидел в своем кресле с видом бывалого путешественника и наслаждался. Он проглотил шесть больших кусков ячменного сахара (чтобы не закладывало уши) и теперь с интересом смотрел в окно, а когда пошли воздушные ямы, достал бумажный пакет для страдающих и надел себе на голову. Бедный оператор честно старался запечатлеть на пленке трюки гориллы, но лицо его становилось все зеленее. И когда Н’Понго занялся злополучным пакетом, это добило оператора. Он спешно вытащил свой пакет и использовал его по назначению.

Глава третья

Холоднокровная когорта

        Уважаемый мистер Даррелл!

На днях во время одного пикника в мороженице нашли ящерицу…

Я понимаю, что это равносильно признанию в сверхизвращенной эксцентричности, и все-таки признаюсь: я очень люблю рептилий. Спору нет, они не блещут разумом. От них нельзя ждать таких реакций, как от млекопитающих, даже от птиц, и тем не менее я их люблю. Они своеобразны, ярко окрашены, нередко грациозны. Чего вам еще надо?

И все же большинство людей (причем таким тоном, будто речь идет об особенности, присущей только им) сообщат вам, что у них «инстинктивное» отвращение к змеям. Вращая глазами и гримасничая, они приведут вам массу причин своего страха, от высоких («это инстинктивно») до смехотворных («они все какие-то скользкие»). Я столько наслышался всяких исповедей от страдающих «змеиными комплексами», что едва кто-нибудь заводит речь о пресмыкающихся, как мне сразу хочется убежать и спрятаться. Спросите среднего человека, что он думает о змеях, и за десять минут он наговорит больше вздора, чем дюжина политиков.

Начнем с того, что для человека вовсе не «естественно» бояться змей. С таким же успехом можно говорить о естественном страхе перед автобусом. Между тем большинство людей убеждено, что у них врожденный страх перед змеями. Опровергнуть это очень просто, достаточно вручить безобидную змею ребенку, которому еще не успели забить голову всякой ерундой. Малыш безбоязненно возьмет змею и с удовольствием будет ею играть. Помню, я однажды привел этот довод одной женщине, которая прожужжала мне все уши, рассказывая, как ненавидит змей.

Моя собеседница возмутилась.

— Ничего подобного, меня никто не учил бояться змей, я всегда их не выносила, — надменно сказала она. И торжествующе добавила: — И моя мать тоже не выносила змей.