Вглядываясь в каждую черточку пристально,

Иду Израилем, прохожу Ливию,

Возвращаюсь в Россию жадно, мысленно…

Лбом запыленным коснусь коленей,

Так, припадая к порогу церковному,

Раненый воин, бредущий из плена,

Спешит к высокому и безусловному

Слову. Наполненные смирением,

Рвутся цветы из-под снежной скатерти,

Или осенних лесов горение

Огненной лавой стекает к паперти.

Плечи твои… Не на них ли держится

Весь этот свод, изукрашенный фресками?

Не Богоматерь, не Самодержица,

Не Баба степная с чертами резкими…

Не нахожу для тебя сравнения.

Сладко притронуться как к святыне…

В каждой молитве — благодарение

Древневозвышенной латыни!

Дай мне войти, позабыв уклончивость

Пришлых законов. Взгляни на шрамы.

Время любого бессилия кончилось.

Нужно держаться легко и прямо.

Храм мой, прими меня сирого, серого…

Не с плюсом, минусом — со знаком равенства.

Губ твоих горних коснуться с верою

И причаститься Святыми Таинствами…

Потом не было ничего. Наташа по-прежнему прижималась к моей груди, и я чувствовал, как по ее щекам катятся слезы. На душе было удивительно легко и спокойно. Тихий голос Анцифера заставил меня открыть глаза:

— Сергей Александрович, не возражаете, если я приготовлю вам обоим кофе?

Мы находились… у нас на кухне. Чайник только-только начал насвистывать. Неужели я забыл его выключить?

— Сережка, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

— А где ты был тогда так долго? — Наташа подняла на меня мокрые ресницы. — Я тут все переделала, жду тебя, жду, даже соскучиться успела.

У меня начал ум заходить за разум. Подоспевший Анцифер успокаивающе похлопал по плечу и объяснил:

— Ей лучше ничего не помнить. Человеческая психика не рассчитана на подобные стрессы в таких количествах за столь короткий промежуток времени. Да и вы сами вспомните, разве что-нибудь было?!

Я только улыбнулся в ответ. Потом сунул руку в карман пиджака и достал Наташин талисман. Супруга восторженно чмокнула меня в нос:

— Где ты его нашел?!

— У нас дома. Наверное… Сыч его как-то потерял. Теперь он вряд ли будет нас беспокоить.

— Пусть только появится — я сама ему такое устрою! — Она надела цепь с крестом на шею и удовлетворенно повернулась к зеркалу. — Мне идет?

— Естественно! О! Звонят в дверь. Это, наверное, сэр Мэлори и…

— Фрейя! Где ты, маленькая девочка?! — Наташа вприпрыжку бросилась в прихожую. Через минуту оттуда донесся смех, счастливые взвизги и звуки поцелуев. Я безвольно опустился на табурет, откинулся назад, прислонясь спиной к прохладной стене.

— Сергей Александрович, может… рюмочку? — заботливо предложил ангел.

— Нет, спасибо… Анцифер, скажите честно — это все?

— Кто знает… Мы лишь песчинки во Вселенной, на все воля Божья. Старого Сыча больше нет, вы ведь видели его шкуру? От Велиара мы ушли… Как вам только взбрели в голову подобные строки? Вы отняли у него жертву буквально изо рта. Не уверен, что ваша жена после таких стихов плавно вошла в ранг святых, но сам факт того, что вы относитесь к женщине как к святому храму… Боюсь даже решать, чего здесь больше — богохульства или всепоглощающей любви. А любовь, как известно, оправдывает все… Это злобе, мести, ненависти и предательству нет оправдания. Нужно ли так любить женщину? Не мне судить… Вы — поэт, у вас другие законы, вас будут судить по иным меркам. Так не желаете? А вот я, пожалуй, выпью…

— Ради Бога… А, кстати, где наш рогатый друг?

— Где ему и положено: в углу за холодильником, в обнимку с бутылкой. Дай сюда! Дай сюда, нечистый дух, тебе говорят! Я тоже немного налью. Да… здесь много уже и не нальешь.

Из-за холодильника выглянула красная физиономия упившегося черта.

— Сергунь… а что я? Мы от этого… В-ли-ара ушли. Как колобки какие… И от бабушки, и от дедушки, и от внучки, и от суч… ой! Жучки… Все довольны? А мне… н…чальство втюхает! З… что? За все!

— Алкаш — он и есть алкаш, — ласково улыбнулся Анцифер, приподнимая братца и вновь усаживая его в угол на табурет. — К утру проспится, как новенький будет.

— Папа! — В кухню розовым облаком влетела счастливая Фрейя. Я поймал ее обеими руками и усадил к себе на колени. — Мама сказала, чтобы ты шел за стол. Она на всех накрыла в гостиной.

— Девочка? — пьяно икнул Фармазон, пытаясь оттолкнуть ангела. — Ух ты, муси-пуси, маленькая моя… а че у дяди для тебя есть? — Он сунул руку за пазуху и выудил размякшую шоколадку.

Фрейя немного удивилась шоколаду, возникшему ниоткуда, но, посмотрев на меня, храбро цапнула его ладошками. Вошел сэр Мэлори и тихим шепотом заговорщика доложил:

— О Сыче больше не вспоминайте, мы сошлись один на один и… пивелеп! Роткав игр пу фиркоп сик… Лябиртулет, григорфор ми труп деспонт, но он сражался, как мужчина.

— Я знаю.

— Вы выглядите утомленным, с вами все в порядке?

— Спасибо, просто устал…

Был маленький семейный праздник, стол, ужин. Девочка уснула у меня на руках. Фармазона с извинениями уволок Анцифер, а когда мы легли в постель, Наташа сказала:

— Я хочу показать девочке Петербург. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться завтра?

— Это будет просто замечательно. Надеюсь, за наше отсутствие с квартирой ничего не случилось?

— Сережка, я верну нас в тот же день и в тот же час, ну, может, минут на десять позже. Ты хочешь спать?

— Наверное… сегодня был тяжелый день.

— Тогда поцелуй меня… один раз, и все.

— А я… я думал, что это ты устала.

— Как хорошо, что мы оба… ошиблись. Любимый…

Эпилог

(Через неделю в Петербурге)

— Папа, мне тоже чаю!

— Тебе — молоко, и не трогай больше конфеты, оставь нам с мамой.

— Мама шоколадные не любит.

— Зато я люблю, ты ведь со мной поделишься?

— Поделюсь, — смилостивился неприступный ребенок, а моя жена уже выходила из ванной в длинном махровом халате с полотенцем на голове.

— Девочка моя, ты уже поела? Тогда беги играть.

— Мам, я с вами… просто посижу.

— Пусть посидит, — поддержал я и заметил клочок серой шерсти на Наташином плече. — Слушай, у тебя опять какой-то мусор.

— Рядом с халатом лежала серая кофта из ангорки. Выброси в ведро.

Я снял шерстинку, повернулся к горящей плите, замахнулся и…

— Не-е-ет! — В мгновение ока на моей руке