Шрифт:
Закладка:
Был такой случай: один вожак вздумал выкупать своего медведя в Яузе. Мишка до того разохотился купаться, что ни за что не хотел вылезать из воды; вожак сам полез в реку, чтобы выгнать медведя, и он закупал вожака.
А после 1925 года медведи из Москвы исчезли…
Купечество с первого же дня масленицы начинало посещать театры; быстрее всего разбирались ложи, в которых восседали многочисленные купеческие семейства, привозившие с собой в театр фрукты и конфеты, это для жен и детей, а сами «степенные» в антрактах прохаживались в буфет. Толстые замоскворецкие купчихи сверкали бриллиантами, купеческие сынки были одеты по-модному, дочки-невесты в выездных нарядных платьях, а сами купцы — по-старинному, в длиннополых сюртуках, в белых манишках, в мягких козловых сапогах с длинными голенищами.
После театра за обыкновение считалось заехать в Большой Московский трактир или к Патрикееву, впоследствии к Тестову — поужинать стерляжьей ухой с расстегаями, раковым супом или селянкой.
В трактирах к этим дням были заготовлены большие запасы вин и закусок.
Половые, в белоснежных рубашках, легко, словно плавая, проносились по залам, угощая гостей.
Половые во всех московских трактирах имели обыкновение поздравлять посетителей с широкой масленицей, поднося на блюде поздравительную карточку со стихами, напечатанными на красивой бумаге; на одной стороне карточки был рисунок с масленичным сюжетом и наименованием трактира, а на другой стороне — стихи на тему о масленице и обращение служителей к посетителям.
Так, на одной карточке и говорилось:
Мы для масленой недели
Каждый год берем стихи
И без них бы не посмели
С поздравленьем подойти.
Более красивыми карточками отличался Большой Московский трактир, для него специально писались стихи с таким заголовком:
«Поздравительные стихи с сырной неделей от служителей Большого Московского трактира», а дальше идут стихи:
С неделей сырной поздравляем
Мы дорогих своих гостей
И от души им всем желаем
Попировать повеселей.
Теперь, забыв тоску, гуляет
Весь православный русский мир, —
С почтеньем публику встречает
Большой Московский наш трактир.
А в другой поздравительной карточке того же трактира стихи более содержательны:
Ликует град первопрестольный,
Разгулу дав широкий взмах,
И пенной чары звон застольный
Под говор праздничный и вольный
Звенит на всех семи холмах.
И этот звон, сливаясь вместе,
Волной могучею встает, —
О русской масленице вести
По свету белому несет,
Гремит серебряным набором
Ямская сбруя на конях,
И москвичи с веселым взором,
Блистая праздничным убором,
Летят в разубранных санях.
А тройка мчится на приволье
Стрелой, порывисто дыша, —
Простора просит и раздолья
Живая русская душа…
В Большом Московском, пир справляя,
Все веселится, как в гульбе…
Здорово ж, гостья дорогая, —
Привет, родимая, тебе…
Внизу под стихами напечатано: «Дозволено цензурой. Москва 1884 года февраля 8 дня».
А вот карточка другого популярного среди московского купечества трактира Лопашева, дозволенная цензурой 18 февраля 1869 года:
Снова праздник, — прочь печали,
Будь веселье в добрый час.
Мы давно дней этих ждали,
Чтоб поздравить с ними Вас
И желать благополучий, —
Время шумное провесть,
А у нас на всякий случай
Уж решительно все есть:
Наши вина и обеды
Знает весь столичный мир,
И недаром чтили деды
Лопашева сей трактир.
В большинстве поздравительных стихов говорилось о том, чтобы посетители не забывали про служителей — половых.
Так в карточке от служителей трактира Бубнова и говорится:
Все служители мы рады,
Что вам весело сейчас,
И, конечно, уж награды
Вам не жаль теперь для нас.
С четверга масленица становилась действительно широкой — гулянье под Девичьим все больше привлекало народу, билеты в театры и цирки можно было достать только у барышников по возвышенной цене; трактиры переполнены праздничной публикой, и по всем улицам Москвы чувствовалось оживление. В пятницу уже закрывались торговли и прекращалась работа в мастерских. Под Девичьим начинался разъезд — катанье; московское купечество выезжало на показ. Тут происходили смотрины купеческих дочек и сынков, для того чтобы поженить их на «красной горке» после пасхи.
По городу мчались тройки, разряженные цветными лентами и бумажными цветами, с бубенчиками и колокольчиками, и у застав устраивались катанья — там больше простой призаставный люд выезжал на своих лошадях, также разубранных лентами и цветами.
Перед тем как народные гулянья стали устраиваться под Девичьим, они происходили «под Новинским» — в то время там еще не было Новинского бульвара, а была площадь. Гулянья «под Новинским» происходили издавна, еще А. С. Грибоедов любил смотреть из окна своего дома* на эти гулянья.
В моей памяти сохранились только гулянья под Девичьим, туда я ходил с мастерами мальчиком лет 12―13. Помню балаганы, в которых давались героические, с патриотическим духом представления; сюжетом для них служили эпизоды из происходившей тогда русско-турецкой войны. «Взятие Плевны», «Взятие Карса» — такие пьесы служили «гвоздями» балаганного репертуара.
В представлениях участвовали настоящие солдаты, отпускаемые своим начальством из казарм. Происходили сражения с выстрелами из пушек, дрались штыками, и русские всегда оставались победителями.
После основной пьесы ставились разнообразные дивертисменты. Тут были танцовщицы, плясуны, акробаты, фокусники, а в большинстве случаев выступал русский хор песенников.
Над входом в балаган были устроены большие открытые балконы, куда по окончании каждого представления, которое длилось не больше часа, выходили все действующие лица и стояли перед гуляющей толпой несколько минут на морозе; акробаты были одеты только в трико, а танцовщицы — в кисейные платья. Я как сейчас помню эти дрожащие фигуры с посиневшими от холода лицами. На балкон выходили и песенники, певицы, одетые в русские сарафаны с кокошниками на головах, а певцы — в казакинах и круглых шапочках с павлиньими перьями.
Хор исполнял на балконе две-три песни; перед балконом собиралась огромная толпа бесплатных слушателей. А внизу, при входе, около кассы человек без перерыва звонил в колокольчик и громко зазывал публику в балаган.
— Пожалуйте, господа хорошие, сейчас начинается, торопитесь к началу!
И при этом он передавал весь репертуар балагана.
Кроме крупных по размеру балаганных театров, украшенных огромными картинами-плакатами с