«Генеральный консилиум» у царя с министрами и генералами 1 сентября решил: отложить десант в Шонию до будущего лета. Особенно Меньшиков, как видно из его писем к царю, считал такой десант делом чрезвычайно опасным. Именно на эти опасности и затруднения было обращено внимание в конференциях Петра с королем датским и с русскими и датскими генералами и министрами. Существенный вопрос состоял в том: как перевезти в такое позднее время на неприятельские берега тайком значительное войско; высадившись, надобно дать сражение, потом брать города Ландскрону и Мальмэ, но где же зимовать, если взять эти города не удастся? Датчане указывали, что зимовать можно при Гельзинегэре, в окопах, а людям поделать землянки. Но от такой зимовки возражали русские, должно пропасть больше народу, чем в сражении. Наконец Петр велел объявить датскому двору решительно, что высадка невозможна, что ее надобно отложить до будущей весны[713].

После этого датчане, весьма недовольные Петром, начали требовать немедленного удаления русских войск из Дании[714]. Отношения между союзниками становились все более и более натянутыми. Петр должен был действовать осторожно: он боялся измены со стороны датчан. Зачем такая медленность с их стороны? Зачем дана неприятелю возможность укрепиться? Получались известия, что министр английского короля Георга Бернсторф с товарищами ведет крамолу, что генерал-кригскомиссар Шультен подкуплен и нарочно медлил транспортом, чтобы заставить русских сделать высадку в осеннее, самое неудобное время, «ведая», по словам Петра, «что когда в такое время без рассуждения пойдем, то или пропадем, или так отончаем, что по их музыке танцевать принуждены будем»[715].

В сентябре 1716 года дело едва не дошло до кризиса. Союзники обвиняли друг друга в измене. Король датский в появившейся немного позже особой «декларации о причинах, заставивших его отказаться от предполагаемого десанта»[716], говорил, что царь нарочно медлил с перевозкой своих войск, а затем под предлогом позднего времени не хотел высаживаться на шведские берега, потому что находится в сношениях со шведским правительством.

В Пруссии тогда говорили, что Петр за оказанную Дании помощь требовал датской Померании и что Дания не только согласилась на эту уступку, но даже предлагала царю вдобавок Штетин; прусское правительство, рассчитывавшее на приобретение Штетина, должно было негодовать на царя за такие намерения; недоброжелатели России, очевидно, хотели сеять раздор между Петром и вернейшим из его союзников, Фридрихом Вильгельмом I[717].

Защитники несчастного Мекленбурга, ганноверское и английское правительства, распускали слух, что Петр изменил союзникам, что маска снята, что он не хочет сделать десанта, так как желает заключить сепаратный мир. Наконец даже в Дании стали говорить о замыслах Петра против самой Дании. Не мог же он, говорили там, без всякой цели привести в Данию такое большое войско; надобно опасаться его враждебных замыслов, надобно беречь Копенгаген! В Копенгагене поставили всю пехоту по валам и прорезали на валах амбразуры[718]. Жителям Копенгагена тайком внушали, что необходимо вооружиться для отражения ожидаемого нападения[719].

Все это происходило в то самое время, когда датским королем в честь царя и царицы были устраиваемы придворные празднества и когда Петр находился в довольно благоприятных отношениях к адмиралу Норрису[720]. А именно Норрис и мог сделаться опасным царю.

Со стороны Англии в это время намеревались нанести удар Петру, русскому флоту и русскому войску. Англичане хотели разом положить конец значению России на Балтийском море. Есть сведения, что король Георг I поручил адмиралу Норрису напасть на русские корабли и транспортные суда, арестовать самого Петра и этим принудить его со всем войском и флотом тотчас же удалиться в Россию. К счастью, английские министры выставили на вид, что столь насильственный образ действий может иметь чрезвычайно пагубные последствия и что прежде всего пострадают английские купцы, находящиеся в России. По другим известиям, Норрис не мог исполнить приказания, потому что оно было прислано из ганноверской, а не из английской канцелярии[721]. О Норрисе рассказывали даже, будто он брался уничтожить весь русский флот и перерезать в одну ночь все русские войска, находившиеся на острове Зеландия. Переполох, впрочем, скоро кончился, потому что с русской стороны не обнаруживалось никакого враждебного намерения. Англичане довольствовались внимательным наблюдением за действиями царя, о котором отзывались в самых резких выражениях, утверждая, что для укрепления своего господства на Балтийском море он мечтает о присоединении Мекленбурга к России[722].

Король Георг I обратился к императору Карлу VI с требованием, чтобы тот в качестве главы германской империи подумал о средствах к спасению Северной Германии от перевеса[723]. Из Ганновера не переставали приходить в Берлин внушения, что царь хочет овладеть Гамбургом, Любеком, Висмаром и укорениться в империи. К счастью для Петра, Фридрих Вильгельм I оставался его верным союзником, обо всем сообщал русскому посланнику Головкину и в самых дружеских выражениях говорил о России[724].

Несмотря на все эти опасности, грозившие в Дании царю и его войску, пребывание Петра в Копенгагене завершилось довольно благополучно. В первых числах октября царские войска начали обратно перемещаться из Дании в Мекленбург. Происходили разные увеселения при датском дворе. Царь и король обменялись любезностями и учтивостями, и уверениями в дружбе. Но были также признаки недоверия и сильной подозрительности.

Очевидно, союзники России боялись ее. Считали возможным, что царь поступит с своими союзниками в Западной Европе так же, как он поступал в Польше. Петра считали способным ко всевозможным интригам, к самым смелым предприятиям, поэтому нужно было придумать поводы удалить его и его войско из Западной Европы. С разных сторон делались усилия возбудить в общественном мнении целой Европы враждебные чувства против царя. Образовалась целая литература по этому предмету. В различных брошюрах посыпались жалобы на образ действий русских войск в Померании, Мекленбурге и Голштинии. Победы России в одной брошюре названы предвещанием светопреставления[725].

Важнейшее место между этими произведениями публицистики занимает явившаяся в переводе с английского языка в 1717 году брошюра «Кризис севера, или беспристрастное рассуждение о политике царя по поводу датской декларации относительно несостоявшегося десанта в Шонии». Автором английского подлинника, который, как кажется, вовсе не был напечатан, считался граф Карл Гилленборг.

Содержание этой брошюры следующее: после общей характеристики Петра, его способностей, его «чисто политического духа» говорится о его честолюбии, о его страсти к накоплению богатств и к расширению могущества, о его путешествии по Европе в 1697 и 1698 годах и особенно о его пребывании в Англии, имевшем целью дать России возможность построить флот. Далее указано, не без сожаления, на неосторожность королей польского и датского при заключении союза с царем, на уменье Петра воспользоваться ошибками, сделанными Карлом XII, и на основание Петербурга. Затем следует