Шрифт:
Закладка:
Кроме того, чуткие уши Фафхрда улавливали какие-то мягкие непрерывные шорохи. Он уговаривал себя, что нет ничего удивительного в том, что птицы, быть может голуби, гнездятся в заброшенной постройке, однако что-то смутно подсказывало, что верны его худшие предположения.
Миновав выступающую каменную панель, Фафхрд вступил в верхнее помещение башни.
В проникавшем через два отверстия в высоком потолке лунном свете слабо вырисовывались стены с нишами, уходившие далеко влево. Рев Хлала звучал приглушенно, словно доносился сюда не по воздуху, а сквозь камень. Постепенно Фафхрд приблизился к полуоткрытой двери.
В ней было прорезано небольшое зарешеченное окошко, словно это была дверь тюремной камеры. В более широкой части помещения у стены высился алтарь, украшенный какими-то резными изображениями. А по обе стороны алтаря, на спускавшихся ступенями уступах, виднелись маленькие черные пятна.
И вдруг Фафхрд услышал пронзительный фальцет:
– Человек! Человек! Убить его! Убить!
Несколько черных пятен снялись со своих мест и, расправив крылья, стали быстро приближаться к нему.
Поскольку Фафхрд опасался именно чего-то в этом роде, он накинул на обнаженную голову капюшон и принялся размахивать перед собою кинжалом. Теперь он мог как следует рассмотреть эти существа: черные птицы с грозными когтями, как две капли воды похожие на тех, с которыми сражался Кускра, с клекотом набрасывались на него, словно научившиеся летать бойцовые петухи.
Поначалу Фафхрд решил, что ему легко удастся отбить их атаку, но на деле это оказалось все равно что сражаться с вихрем теней. Нескольких он вроде бы зацепил, кто его знает, да это и не было важно. Фафхрд почувствовал, как острые когти вонзились ему в левую кисть.
Оставалось одно: Фафхрд бросился в приоткрытую дверь, захлопнул ее за собой и, заколов птицу, мертвой хваткой вцепившуюся ему в руку, отыскал на ощупь ранки от ее когтей и принялся высасывать яд, чтобы тот не проник ему в кровь.
Прижавшись спиною к двери, он слышал, как птицы в бессилии хлопают крыльями и злобно каркают. Убежать отсюда было практически невозможно: внутренняя комнатка и впрямь представляла собою камеру, освещаемую лишь слабыми отблесками луны, падавшими сквозь зарешеченное окошко. Фафхрд никак не мог придумать, каким образом ему добраться до проема в стене и спуститься: когда его руки будут заняты веревкой, он окажется во власти чудовищных птиц.
Он хотел было криком предупредить Мышелова, но передумал: с такого расстояния тот вряд ли разберет слова и может оказаться в точно такой же ловушке. В бессильной ярости Фафхрд пнул ногой убитую птицу.
Но мало-помалу его страх и ярость улеглись. Птиц больше не было слышно, они не бились о дверь и не цеплялись с клекотом за решетку.
Сквозь оконце Фафхрду хорошо был виден темный алтарь и ступенчатые насесты. Черные обитатели башни беспрерывно сновали туда и сюда, собирались в кучки, возбужденно перелетали с места на место. От их вони было трудно дышать.
И тут Фафхрд вновь услышал пронзительный фальцет, причем на этот раз не один:
– Драгоценности! Драгоценности! Яркие! Яркие!
– Искрящиеся! Блестящие!
– Вырвать ухо! Выдрать глаз!
– Щеку исполосовать! Горло разодрать!
На сей раз сомнений быть не могло: говорили сами птицы. Фафхрд остолбенел. Впрочем, ему и раньше доводилось слышать, как разговаривают вороны или бранятся попугаи. И здесь слышалась та же монотонность, та же бессмысленность, те же бранчливые повторы. Ей-ей, он встречал попугаев, которые имитировали человеческую речь гораздо более похоже.
Однако сами фразы были настолько к месту, что Фафхрд испугался, как бы из простой болтовни они не превратились в разумную беседу – с вопросами и вполне осмысленными ответами. К тому же у него не шла из головы весьма недвусмысленная команда: «Человек! Человек! Убить его! Убить!»
Пока он как зачарованный слушал этот злобный хор, мимо окошка к алтарю прошла некая фигура. Она только отдаленно напоминала человеческую и была лишена каких бы то ни было черт, вся коричнево-гладкая, кожистая, словно безволосый медведь с толстой шкурой. Птицы роем набросились на нее и принялись с клекотом клевать толстую кожу.
Но странное существо не обращало на них ни малейшего внимания, как будто вовсе не чувствовало ударов мощных клювов и ядовитых когтей. Чуть подняв голову, оно неспешно проследовало к алтарю. Луч лунного света, падавший через отверстие в крыше уже почти вертикально, образовал на полу перед алтарем бледное пятно, и Фафхрд разглядел, как существо принялось рыться в стоявшем там большом ларце и доставать из него небольшие сверкающие предметы, словно не замечая круживших черной стаей птиц.
Существо немного передвинулось, так что лунный свет упал прямо на него, и тут Фафхрд понял, что это все же человек, одетый в неуклюжий костюм из толстой кожи с двумя узкими прорезями для глаз. Неловко, но тем не менее методично он перекладывал содержимое ларца в кожаный мешок, который был у него с собой. До Фафхрда наконец дошло, что именно в этом ларце птицы хранили украденные ими драгоценности и безделушки.
Тем временем человек в коже завершил свои манипуляции и тем же путем двинулся назад, все еще окруженный тучей озадаченно клекотавших птиц.
Однако, когда он поравнялся с дверью, за которой стоял Фафхрд, птицы внезапно оставили его в покое и устремились назад к алтарю, словно подчиняясь команде, долетевшей до них сквозь гомон, стоявший в башне. Человек в коже остановился как вкопанный и стал осматриваться вокруг; длинные прорези для глаз придавали ему вид загадочный и угрожающий.
Но едва он двинулся снова, как на его защищенной кожей шее затянулась брошенная откуда-то удавка.
Человек покачнулся и, делая отчаянные попытки освободиться от нее, схватился за горло пальцами в кожаных перчатках. Потом он как-то нелепо взмахнул руками, и из его мешка, который он так и не выпустил, посыпались драгоценности. В конце концов ловкий рывок удавки заставил его грохнуться на пол.
Фафхрд решил использовать этот момент и вырваться на свободу. Он надеялся застать птиц врасплох, но просчитался. Возможно, ему в кровь все же попала капелька яда и повлияла на его умственные способности.
Фафхрд уже почти достиг узкого прохода, ведущего к оконному проему, как тут вторая удавка захлестнула ему горло. Пол выскользнул у него из-под ног, и северянин с размаху треснулся головой о каменные плиты. Петля затягивалась все туже, и он почувствовал, что задыхается в море черных перьев, а вокруг него ослепительно сверкают все драгоценности мира.
Когда сознание
