Шрифт:
Закладка:
- Моё имя Харимс, – низким, каким-то утробным голосом произнёс полный мужчина, обращаясь ко мне, напрочь игнорируя приветствие согласно этикету. – А это мой коллега, мальёк Лайкур. Я вас слушаю.
- Спасибо, – сказала я, обращаясь, прежде всего, к Верховному сенатору. Сглотнула, пытаясь сформулировать первый вопрос самым правильным образом: от первого впечатления зависит очень и очень многое.
Но сенатор Крайтон опередил меня. Махнул рукой, то ли на меня, то ли на Харимса и его заместителя, и сказал:
- Нас интересует Эймери Дьюссон, скверный, который должен был поступить к вам сегодня утром. Его уже стёрли?
...свечи, стоявшие на соседнем рядом со мной столе, погасли.
Глава 41. Тайны давно минувших дней
- Нет, – после непродолжительной паузы отозвался Харимс. Его спутник, тот самый, с кем ни Карэйн, ни Трошич не рекомендовал мне общаться, хранил молчание. – Нет, этот юноша еще не прошёл процедуру.
Свечи снова вспыхнули. И снова погасли. Я могла сцепить руки на коленях, могла заставить себя не двигаться и молчать, но подстёгнутый эмоциями дар не поддавался контролю.
- На какое время назначена процедура?
- Согласно регламенту и закону, – наконец-то подал голос и мальёк Лайкур. – Послезавтра молодому человеку исполняется двадцать один год.
- Вы в курсе по поводу его заболевания?
- Разумеется.
- Дальнейшее лечение невозможно?
- У нас нет соответствующих препаратов.
Их разговор казался мне… не то что бы совсем ненастоящим, но... Постановочным. Я словно очутилась на сцене в чужой пьесе. Вот только не могла понять, кто тут актёр, а кто главный постановщик. И какая роль уготовлена мне. Маленькой дурочки, которая поплачет об умирающем возлюбленном на радость сентиментальности старого сенатора?
Я повернулась к Крайтону – и встретилась с его ответным холодным взглядом. Он передавал мне слово, и от того, выдержу ли я эти пробы, зависел финал всей драмы. По сравнению с этим экзаменом защита диплома с разряженным артефактом казалась детским лепетом.
- Меня зовут Хортенс.
Мужчины никак не отреагировали на это слабое начало.
- Позвольте мне…
- Говори, – кивнул Крайтон, и это было то единственное слово, ради которого я металась сегодня от одного к другому всё утро. И моя благодарность к "дяде Корбу" не вмещалась в эту тесную комнатку, во весь Флаттершайн. Но об этом потом. Когда-нибудь потом.
- Есть человек, который был болен инфекцией Брастерса, редкой и неизлечимой для скверного, и лечился лекарством, разработанным мальёком Сиора в ограниченном объёме, – начала я, медленно подбирая слова, словно двигаясь по заболоченной местности, – стирание дара грозит смертью, поскольку магическое воздействие уничтожит барьер между агрессивными кровяными тельцами-чужаками, которые убивают организм, и остальными, пустит первые в кровь больного. Однако и без стирания дара у мальёка Дьюссона очень скоро наступит смерть, поскольку лекарства Лауриса Сиора больше нет, и придумать его никто не смог.
Я перевела дыхание. Мужчины молчали.
- Я всё думала, как же так не повезло Эймери порезаться и подхватить эту редкую болезнь. Недавно была в библиотеке, искала о ней информацию – о, да, она действительно очень редкая. У Эймери остался глубокий шрам на бедре, в месте пореза, – я покраснела, осознав, что вообще-то не должна была его видеть. Но было уже не важно. Вчера он сказал, что у него уже был шрам в этом месте, до пореза. А еще Эймери говорил, что его возили сюда в детстве, в отдел контроля за скверными, после того, как прознали про его дар. Простите, что я говорю так путанно, я скоро перейду к главному.
На последнюю фразу, как, впрочем, и на все остальные, никто никак не отреагировал.
- Сегодня ночью я говорила с сестрой мальёка Реджеса Симптака. Он был скверным, но дар ему не стёрли и позволили жить среди други людей. Мальёк Реджес участвовал в некоей экспериментальной программе, насколько я поняла, она позволяла контролировать скверноодарённого, который в результате некоторых манипуляций оказывался жизненно зависим от отдела контроля. А ещё у него был шрам на плече. И в это плечо его толкнула одна девушка, после чего здоровый в общем-то человек упал и умер, захлебнулся в обычном бассейне.
Мне казалось, я говорю ужасно невнятно. Но никто не прерывал, и я продолжала.
- Кроме того, малье Сандрин Лестор, в девичестве Симптак, упомянула о том, что есть разные скверные. Однобоким иногда даётся возможность жить в семьях, двубоких запирают в приюты. Она не очень-то поясняла эту мысль, но двубокие, как я поняла, могут развивать и благой дар помимо скверного. Они более опасны, так как более сильны… и не поддаются контролю. «Они отторгают», сказала малье Лестор, но не продолжила свою мысль. И если всё свести воедино…
Я выдохнула. Вдохнула. Заставила себя успокоиться, мысленно досчитала до пяти. И договорила.
- Думаю, дело было так. Мальёку Реджесу было что-то вживлено, вшито под кожу – нечто вроде артефакта, капсулы из какого-то материала с особыми свойствами. Вероятно, он не мог вырезать её самостоятельно, наверное, это предусмотрели. Внутри этой капсулы – я плохо разбираюсь в магицине, простите мой примитивный язык – находился сильный яд. Со временем стенки капсулы истончаются, и человек, уклонившийся от проверки, сбежавший или натворивший что-то неугодное, мучительно умирает. Не знаю, что пошло не так. Возможно, мальёк Реджес решил проигнорировать очередной визит, или он попал в списки смертников из-за того, что решил на пороге сорокалетия предать огласке кое-какие факты, обличающие плохие условия жизни маленьких скверных, или что-то пошло не так, или же толкнувшая Симптака служанка каким-то образом повредила, проколола капсулу. Тело мальёка Реджеса проверяли, но полицейское ведомство не знало, что он скверный, не знало, что и где нужно искать, и они не поняли, в чём была причина смерти. Началось отравление, ему резко стало плохо, и он утонул.
А если я не права? Если…Проваленный экзамен по артефакторике не означал бы сломанную жизнь. А сейчас речь шла