Осторожно обогнув полынью, дружина поехала дальше. Но теперь никто и не вспоминал о водяной нечисти: священный посланец Перуна надежно защищал их.

* * *

Первый дрёмический городок на Краене назывался Исток и славился как могучая крепость: стены его были составлены из дубовых городен, которые Смеяна за два месяца с Держимиром научилась отличать от избушек, а поверх них тянулось забороло со скважнями-бойницами. Но сейчас ворота его стояли настежь, лед Краены с широко чернеющей прорубью посередине был усыпан сеном и сухими цветами. Здесь же бегали и возились дети, гулял народ, нарядный и уже хмельной к сумеркам, где-то впереди звенели бубенчики медвежьей пляски. Смеяна скривилась и чуть не захныкала от обиды, обернулась к Держимиру.

– Вот, все самое занятное мы пропустили! Ведь я тебе говорила: останемся в Цветыне, один день чем бы тебе помешал!

– Да, брате, тут уже все и сыты, и пьяны, и веселы! – с легкой досадой подхватил Баян. – А нам только и радости, что сокола поймали.

– Может, это он нас поймал! – усмехнулся Держимир, пропуская мимо ушей их причитания. – Ну вы, Перун с Яровитом! Носы держите повыше, важности во взоре побольше! А то меня с вами народ уважать не будет!

Теперь князь Держимир мог себе позволить посмеяться над этим. Смеяна нравилась людям и в Прямичеве, и в других городках, без устали заговаривала больные зубы и снимала другие хвори, и Держимир принял за нее немало благодарных поклонов. Не он один, а все дрёмичи, кто их видел, начинали верить, что новая князева ведунья принесет удачу всему племени.

Но обычная осторожность Держимиру не изменила, и превращать полюдье в долгий отдых он не собирался. Поездка по лесам между Ветляной и Краеной его утешила: на меже с южными рарогами было спокойно. Как рассказывали люди в приграничных городках, старый князь рарогов-прерадичей Твердислав был слишком занят дележом своего будущего наследства между пятью детьми от трех своих жен, чтобы думать о соседях. И, скорее всего, после смерти Твердислава дрёмичам можно будет еще долго не ждать неприятностей от рарогов-прерадичей: те будут слишком заняты своими внутренними делами.

Дозорные с заборола Истока издалека увидели дружину Держимира, и целая толпа горожан высыпала встречать князя.

– Да улыбнись же ты, чудо морское! – шептала Смеяна Держимиру в свой черед. – Видишь, люди гуляют, а ты едешь туча тучей!

Держимир косился на нее и не мог сдержать улыбки. Но ему можно было и не стараться: на него почти никто не смотрел. Все взгляды были прикованы к Смеяне; как и в десятке других городков и огнищ, ее разглядывали со жгучим любопытством, переговаривались, иные даже протирали глаза. Румяная, веселая девушка вместо Звенилы казалась светлым солнышком после бледной луны. Что за чудо случилось с князем?

Истокский воевода Гневуша встречал князя перед крыльцом. Держимир соскочил с коня, бросил поводья отроку и сам снял с седла Смеяну. Она сошла осторожно, чтобы не задеть сокола. Посланец богов тоже соскочил с луки седла и закружился над Смеяной, опять примериваясь сесть на плечо. Со страхом косясь на его когти, она отмахивалась, но сокол не отставал. Даже воевода, приветствуя князя, с изумлением косился на сокола и путался в словах. Наконец сокол устроился на крыше крыльца и сидел там, не сводя со Смеяны круглых золотых глаз. «Приворожила я его, что ли?» – думала Смеяна, беспокоясь, что недостойна такой милости Перуна и не умеет ее истолковать.

– Вижу, княже наш, что и к тебе боги добры были! – говорил меж тем воевода Гневуша. – И здоров ты, и весел, и прежнюю ведунью на… на новую сменил, – едва нашелся он, чтобы не сказать: «этакое солнышко золотое». – Молодую, веселую! И жить нам теперь весело будет!

«Кто кого сменил? – возмутилась мысленно Смеяна. – Это не он ведунью сменил, а я князя сменила!» Но вслух она этого не сказала: нечто подобное она слышала уже не раз и научилась сдерживаться, чтобы не подрывать княжескую честь. Она бросила быстрый взгляд в сторону Баяна: только ему она и могла пожаловаться. Баян едва заметно подмигнул ей.

А Держимир, перехватив их взгляды, вдруг крепко сжал зубы, так что кожа на скулах натянулась и лицо его приняло всем знакомое суровое выражение. Он мучительно ревновал Смеяну к брату, который гораздо легче него находил с ней общий язык. Но вот в этом князь Держимир не мог признаться никому.

– Милости просим в палаты! – заторопился воевода, заметив тень на лице князя.

Дружину ждали в Истоке примерно в это время, и для встречи все было готово. В гриднице быстро расставили столы, отроки во весь опор скакали в разные стороны, чтобы звать на пир старейшин всех окрестных родов, на заднем дворе между погребами, клетями и хлевами суетилась челядь, ветерок тянул в отволоченные окошки запах паленой щетины. Держимир сидел на княжеском столе, над головой его, на высокой резной спинке, пристроился сокол, а Смеяна и Баян уселись, по обыкновению, на ступеньках возле ног князя. Сокол и теперь не сводил глаз со Смеяны и принять пищу согласился только из ее рук, презрительно отвернувшись от умелых княжеских ловчих-соколятников. Истокцы и Держимировы отроки перешептывались, приглядывались к Смеяне, как будто хотели разглядеть, почему боги так ясно указывают на нее. И это было счастливым знаком: Перунова птица, явившаяся в день начала весны, обещала всему племени благополучие и изобилие. И принести его должна была Смеяна. По Истоку уже ползли слухи, что это не ведунья, а невеста князя, и раздобыл он ее в дремучем лесу, отбив то ли у колдуна, то ли прямо у Змея…

– Ты, княже, к нам вовремя приехал, – рассказывал воевода Гневуша, пока готовился пир. – Ведь у нас с рарогами неспокойно.

– Вот тебе раз! – Держимир хлопнул себя по колену. Именно этого он и ожидал, поэтому весть Гневуши его не удивила и даже не огорчила. – Громовое колесо! Как знал! Если у прерадичей спокойно, так войданичи не дадут скучать! Что там опять князь Предибор натворил?

– Натворил он то, княже, что помер, – с лукавой насмешкой ответил Гневуша, смущенно поглаживая кончик уса. – Помер в самое предзимье. Теперь у них князем сидит его сын…

– Боримир! – воскликнул Баян. – Да?

– Слава Перуну и Макоши, других сыновей у князя Предибора не водилось! – со сдержанным удовольствием ответил воевода. – А жаль: они бы теперь, как Твердиславичи, наследство делили, а на нас не зарились. А Боримир…

– Если он не зарится, то я – корова крылатая! – поспешно вставил Баян.

Смеяна залилась хохотом, женщины и девушки, хлопотавшие возле длинных столов, зафыркали, прикрывая рты рукавами или пряча лица у плеча, одна даже уронила глиняное блюдо.

– Видели мы Боримира, – продолжал Гневуша, переждав смех. – За наши межи