журналу „Киносценарии“, когда еще шли съемки „Дуралеев“. — У меня дома коллекция кино комического, я знаю наизусть все сцены, принципы и так далее. Но я считаю, что я еще не готов, нужно еще какое-то время, чтобы я был готов. А тут вдруг неожиданно, до того, как я стал готов, Эльдар Александрович сказал: „Хочешь попробовать у меня?“ Естественно, я ему сказал, что даже если есть один процент, что я подойду, я тут же приеду, попробую. Я не рассчитывал совершенно, это было нереально.

Во-первых, это все-таки далеко: то, что я делаю, — и то, что он, потому что это разговорное кино, а я вообще не разговариваю. Для меня это огромный континент, который я сейчас только изучаю, хочу понять, как пользоваться словом и т. д. А с другой стороны, мы совершенно совпадаем, один в один, — то, что он делает, и то, что я, — это трагикомедия.

То, что он делает в кино, — идеально, я обожаю все его фильмы, все книги знаю до каждой странички. Его линия в кино, где трагическое и смешное, все, сливаясь в единый сплав, обрушивается на персонажей, которые недотепы недоделанные, то есть неполучившиеся люди, и они оказываются вдруг счастливыми, это очень близко мне. Поэтому, с одной стороны, я полностью понимаю, что не совпадаю по технике, а с другой стороны, это чуть ли не единственный режиссер, у которого я очень хотел бы сниматься».

Уже на первых кинопробах Полунин разыгрывал любовную сцену с Татьяной Друбич, которая давно нравилась Рязанову и по ролям в картинах Сергея Соловьева, и по мимолетному личному общению на «Мосфильме». Ирен Жакоб и Татьяне Друбич режиссер симпатизировал в равной мере, но поскольку первую он уже снимал, в этот раз сыграть главную роль было предложено именно последней.

Ожидание неминуемых трудностей не остановило Татьяну перед возможностью приобрести уникальный опыт и впервые сыграть в комедийном фильме: до сей поры редко снимающейся непрофессиональной актрисе подобных предложений не поступало. «На съемках у нас присутствовали две жены: Эмма — жена Рязанова и Лена — Полунина. Обычно это создает напряжение, а тут я увидела абсолютный пример служения одного человека другому, женщины — мужчине. Мы знали: если возникают какие-то сложности, достаточно позвать Эмму — и все окажется в порядке.

А случалось на съемках всякое. Мне пришлось висеть под облаками на кране на огромной высоте. Конечно, было страшно. Но настоящий ужас испытала, когда увидела сверху, как оператор Паша Лебешев бросает камеру, скрывается в автобусе и закрывает от страха глаза. А в другой раз я нечаянно в фонтан свалилась. На самом деле в воде должны были оказаться книги, которыми я по сценарию торговала. Но сказалось напряжение — и вслед за книгами в фонтан рухнула я сама. Была уверена, что Рязанов скомандует „Стоп!“: барахтаюсь мокрая, очки сломаны. Но никакой команды не последовало, все отсняли до конца. Я обиделась, расплакалась, хотя Рязанов, конечно, был прав — все получилось как надо.

А самым трудным оказался финал: когда я кидаюсь в погоню за сбежавшим из больницы на инвалидной коляске загипсованным Полуниным и объясняюсь с ним. Мы со Славой не знали, как это сыграть. Задачу нам Рязанов поставил четко: сыграть любовь. Но Слава — человек деликатный, интеллигентный, от открытого проявления чувства его „ломает“. Эльдар Александрович начал подсказывать: „Ну, как-нибудь обними ее, что-нибудь сделай с ней“. Слава честно пробовал: то за ручку меня возьмет, то за ножку, то за плечо обнимет — в общем, весь со мной измучился, измудохался. Рязанов не выдержал: „Все, мне надоело! Я тебе покажу, как любят женщину!“ И вдруг с реактивной скоростью — и это при его масштабе, возрасте, габаритах! — подлетел ко мне, схватил на руки, подбросил вверх, поймал, сунул куда-то под мышку и так со мной и побежал. Слава после этого совсем поник, убрал голову в плечи. Тут другие участники съемок во главе с Пашей Лебешевым стали по очереди участвовать в поднятии веса в виде меня. Но Эльдара Александровича никто не перещеголял!»

Еще больше Полунину пришлось «измудохаться» во время высотных съемок. «Друбич боится собак, я боюсь крыши, не знаю, как мы будем это все делать, — переживал Вячеслав в ожидании съемок самой жуткой для него сцены. — Кстати, герой, по сценарию, тоже боится крыши. Он же на нее и лезет, потому что он ее боится, он хочет преодолеть эту свою боязнь. Наверно, это даже поможет — моя боязнь. На всякий случай я посмотрел, как такие сцены снимали у Гарольда Ллойда, помните, знаменитая сцена с часами. Я специально достал архивный материал, где заснято, как все снималось, как строились конструкции, я достал книги, где есть фотографии во время съемок, все привез Рязанову».

Как у Гарольда Ллойда, конечно, не получилось — но ощущение высоты в кадре передано, и за висящего на высоте четырехэтажного дома Полунина страшно не меньше, чем когда-то за Андрея Миронова, повисшего на крыле разводного моста в «Итальянцах в России».

В качестве любовной парочки Полунин — Друбич (Вячеслав старше Татьяны на десять лет) выглядели куда естественнее, чем романтический дуэт Басилашвили — Жакоб из предыдущего рязановского фильма. Однако главных героев в «Дуралеях» затмили «дуралеи» второстепенные — прежде всего Татьяна Догилева и Александр Ширвиндт. Первая сыграла бывшую жену Каблукова и нынешнюю владелицу салона «Твой имидж», а второй — лидера социал-социалистической партии, пожаловавшего в тот салон с целью создать себе правильный политический имидж.

Догилева снималась у Рязанова в третий, а Ширвиндт — в пятый раз. Специально для книги «Необъятный Рязанов», подготовленной к 75-летию Эльдара Александровича, Александр Анатольевич написал искрометный текст — «Закрытое письмо, с открытым сердцем, адресованное зарубежной общественности», в котором залихватски осветил все свои творческие взаимоотношения с ближайшим другом:

«В течение последних 30 с лишним лет (первые 30 лет я не помню, и слава Богу) так называемый юбиляр использовал меня в корыстных для себя целях. <…>

1. В к/ф „Ирония судьбы…“, прикидываясь другом, он завлек меня в баню, где спаивал пивом с водкой, к чему я с тех пор пристрастился, не имея на это ни финансового, ни физиологического права.

2. В холодном павильоне „Мосфильма“ пробовал меня на главную роль в к/ф „Зигзаг удачи“ в эротической сцене, положив в постель с актрисой С. Дружининой, которая в целях утепления и боязни главного оператора картины Мукасея, по совместительству ее мужа, лежала под одеялом в тренировочном костюме, чем окончательно похерила зачатки „порно“ в советском кинематографе. В результате в фильме снялся Е. Леонов, а Дружинина с перепугу стала кинорежиссером и сняла всех гренадеров всех времен и народов.

3. В фильме „Гараж“ т. н. юбиляр предложил мне без проб