«Да брось ты. Соберись, – сказал он себе. – Обычный двигатель внутреннего сгорания, так ведь? Насколько сильно он может отличаться от «Импалы»?»

Дин взялся за длинный рычаг, тянувшийся по горизонтали через всю кабину, – должно быть, дроссель, – ухватил его обеими руками и дернул изо всех сил.

Тот и не шелохнулся.

– Э-э, Сэм?

Сэм с охапкой окровавленных тряпок в руках перелез в кабину из пустого угольного вагона.

– Подожди, не суетись.

– Что? Почему?..

Не тратя время на объяснения, Сэм затолкал в топку половину тряпья, испачканного кровью демонов, захлопнул металлическую решетку и отступил назад.

Ничего не произошло.

Винчестеры молчали, в изумлении уставившись на топку.

– Кажется, когда такой трюк провернул Даг Хеннинг[127], – сказал Дин, – у него получилось эффектнее.

– Постой-ка. – Сэм наклонился и заглянул в отверстия решетки: тряпки лежали кучей и на вид ничуть не изменились.

Он снова открыл решетку, схватил прислоненную к котлу длинную кочергу и, медленно потянувшись к куче тряпок, осторожно поворошил их, как ребенок, тыкающий палкой спящую змею.

– Не понимаю. – Он ткнул сильнее, кочерга проскребла по металлу, выбивая искры. – Может, нужно больше кро…

И тут тряпки взорвались.

Как будто ракету запустили в пороховую бочку. Пламя вырвалось из топки мощной голубой вспышкой, устремившись к лицу Сэма. В последнюю секунду он успел отскочить, выронил кочергу и, потеряв равновесие, едва не вывалился из кабины.

Дин успел схватить его за воротник и втянул обратно.

– Закрой дверцу! – прокричал Сэм. – Плотно!

Дин подобрал кочергу и сумел захлопнуть решетку. Голубое пламя, извиваясь змеиными языками, жадно рвалось наружу.

Паровоз содрогнулся и натужно заскрипел. Дин услышал скрежет старого железа, воздух вокруг наполнился едким дымом, в трубках двигателя засвистел пар, клапаны напряглись под давно позабытым давлением. Стрелки измерительных приборов возвращались к жизни, взмывая вверх и описывая широкие дуги.

Сквозь швы котла пробивались тонкие струйки пара.

Дин схватился за одну из трубок, чувствуя, как она нагревается, и держался за нее, пока жар не стал невыносимым. Высунувшись из двери, он увидел, как одна из женщин – ему показалось, что это шериф, – кричит ему с платформы.

– Что происходит? Он что, работает?

Не успел Дин ответить, как поезд тронулся с места.

В июле 1938 года локомотив Mallard установил рекорд скорости для паровозов на переходе от лондонского вокзала Кингс-Кросс по Магистрали Восточного побережья Англии. Максимальная скорость достигла чуть более двухсот двух километров в час, потом двигатель начал перегреваться, и машинисту пришлось замедлить ход. «Еще немного, парни, – должно быть, сказал он кочегару, – и ночевать мы будем в компании Всевышнего».

Когда Винчестеры увидели приближающиеся городские окраины, их паровоз двигался с куда более скромной скоростью – километров сто тридцать в час, не больше, хотя в кабине машиниста казалось, что он выжимает все сто шестьдесят. Дин всю дорогу держал дроссель открытым. Над головой не умолкал свисток. Другим регулятором клапанов выступал ножной рычаг тормоза лебедки, и Дин привел его в действие, когда до центра города оставалось меньше километра.

Они оказались бы на месте в считаные минуты.

Поезд тяжело катил по рельсам, стучал поршнями, попыхивал паром, создавая полную иллюзию живого организма. Дин удерживал регулятор на максимуме, когда мимо промелькнули последние деревья, уступая место домам и фермам.

– Дин!

Глаза слезились от ветра и скорости, так что Сэму пришлось кричать, чтобы брат его услышал.

– Надо остановиться!

– Чего?

– Тормози!

– Рехнулся, что ли?

И тут Дин увидел: впереди – там, где первые витрины магазинов очерчивали внешнюю границу города, – рельсы были завалены телами.

И некоторые из них, кажется, подавали признаки жизни.

Эта идея пришла Макклейну в голову в самый последний момент, при виде несчастного, пришпиленного к стенду у киоска. Он услышал далекий паровозный свисток и сразу сообразил, как именно Винчестеры собираются вернуть петлю в церковь.

Опустившись на колени посреди главной улицы, Макклейн положил руки на рельсы и почувствовал вибрацию.

– Быстро! – приказал он. – Кто-нибудь, приведите детей!

Детей привели и привязали к рельсам.

С расстояния в сотню метров Дин уже мог разглядеть их лица, хотя разум целое мгновение отказывался верить в реальность того, что видели глаза: вот белокурая девочка в голубом платьице и белых колготках, с лицом, превратившимся в фарфоровую маску ужаса.

А за ней еще с десяток связанных по рукам и ногам детишек. Одни кричали, другие молча смотрели в небо. Сердце замерло. Единственная мысль промелькнула в сознании: где их родители? – но ответ напрашивался сам собой. Он стучал в голове, словно колеса под ними.

Одержимы. Или того хуже.

Мертвы. Мертвы. Мертвы.

Дин изо всех сил рванул пневмотормоз. Взвыл искореженный металл. Двигатель дернулся, загремели сцепки между вагонами, в клапанах засвистел пар, колеса скрежетали, разбрасывая снопы искр, но поезд по инерции продолжал двигаться.

– Не успеем! – заорал Сэм.

Поезд скрипел, шипели тормозные колодки, а локомотив неумолимо двигался вперед по главной улице, и силы трения не хватало, чтобы его остановить. Скорость действительно падала – пятьдесят километров в час, тридцать, – но слишком медленно. Дин не снимал ногу с тормоза. Он стиснул челюсти и был предельно сосредоточен, как будто мог остановить состав силой воли.

Сэм спрыгнул с подножки.

Дин даже не сразу понял, что произошло, пока не увидел, что его брат не то что бежит, а летит вперед. В руке у Сэма что-то блеснуло – вероятно, клещи, – и вот он уже бежит по рельсам впереди паровоза.

Бросившись к светловолосой девочке, Сэм принялся перекусывать клещами веревку, разрывая волокна так быстро, как только мог. Спасенная девочка со слезами вскочила, и Сэм повернулся к мальчику лет пяти в рваной футболке и грязных красных шортах.

Сэм справился с веревками, которыми были связаны руки, но мальчишка сучил ногами, скользкими от пота и масла, которым были выпачканы рельсы. Наконец, веревки поддались, и малыш отполз в сторону.

Сэм двинулся к следующему ребенку, но уже чувствовал приближение поезда, сотрясавшего рельсы с какой-то первобытной силой.