Шрифт:
Закладка:
– Ничего не знаю, – отвечал сквайр, – по-моему, дом как дом. Хозяин постоялого двора мне посоветовал. Ведь он тут всех бар знает, ну я и решил положиться на него.
– А где же племянница? – продолжала миссис Вестерн. – Побывали вы уже с визитом у леди Белластон?
– Племянница ваша в безопасности; она наверху, в своей комнате.
– Как! Она здесь и не знает о моем приезде?
– Нет, к ней никто не имеет доступа, потому что она сидит под замком. Она жива и здорова! Я взял ее у леди Белластон в тот же вечер, как приехал, и смотрю за ней во все глаза! Теперь я за нее спокоен: она у меня, как лисица в мешке.
– Боже мой, что я слышу! Я так и думала, что вы чего-нибудь натворите, если я пущу вас в Лондон одного! Но вы поставили на своем, и я умываю руки, потому что не давала согласия на ваш отъезд. Разве вы не обещали мне, братец, не применять никаких насильственных мер? Разве не эти насильственные меры заставили племянницу бежать из вашего дома? Вы, верно, хотите, чтобы это снова случилось?
– Тьфу, черт! Слыхали вы что-нибудь подобное?! – воскликнул сквайр, хватив трубкой об пол. – Я ждал, что вы меня за это похвалите, а вы вон как накинулись!
– Помилуйте, братец! Когда же давала я вам хотя бы малейший повод думать, что я одобрю заточение племянницы? Сколько раз твердила я вам, что в свободном государстве с женщинами нельзя обращаться деспотически! Мы так же свободны, как и мужчины, и, должна сказать, заслуживаем этой свободы больше, чем они. Если вы желаете, чтобы я хоть на минуту осталась в этом проклятом доме, чтобы я продолжала признавать вас своим родственником или заниматься вашими семейными делами, так позвольте сию же минуту освободить племянницу.
Она сказала это таким повелительным тоном, стоя спиной к камину и заложив одну руку за спину, а другою захватив щепоть табаку, что сама Фалестрида во главе амазонок была едва ли грознее ее. Неудивительно, что у бедного сквайра от страха душа в пятки ушла.
– Вот он! – сказал он, бросая ключ на стол. – Делайте с ним, что хотите. Я хотел только продержать ее до приезда Блайфила, который ждать себя не заставит. Но если до тех пор случится какая беда, так меня, пожалуйста, не вините.
– Головой отвечаю за все, – отвечала миссис Вестерн. – Но я вмешиваюсь в это дело не иначе как с условием, чтобы вы всецело предоставили его моим заботам и ничего не предпринимали самостоятельно, без моих указаний. Если вы ратифицируете эти условия, братец, я постараюсь спасти честь вашей фамилии, если нет – сохраняю нейтралитет.
– Прошу вас, сэр, – сказал священник, – послушайтесь на этот раз совета миссис Вестерн: может статься, словами убеждения она добьется от мисс Софьи большего, чем вы могли бы учинить при помощи суровейших мер.
– Ты чего суешься? – закричал сквайр. – Если еще скажешь хоть слово, я тебя тут же плетью хвачу.
– Стыдитесь, братец! Разве можно разговаривать таким языком со священнослужителем? Мистер Сапл человек рассудительный и говорит вам дело; всякий, думаю, с ним согласится. Но, должна вам сказать, я жду немедленного ответа на мой категорический вопрос. Или предоставьте вашу дочь в мое распоряжение, или возьмите ее всецело под ваше сумасбродное руководство, и в таком случае я, при мистере Сапле, вывожу гарнизон из крепости и навсегда отрекаюсь от вас и вашего семейства.
– Разрешите мне быть посредником, – снова выступил священник, – разрешите молить вас…
– Да ведь ключ лежит на столе, – сказал сквайр. – Она может взять его, если угодно. Кто ей мешает?
– Нет, братец, – отвечала миссис Вестерн, – я требую, чтобы он был вручен мне по форме, с полной ратификацией всех выговоренных условий.
– Извольте, вручаю его вам. Вот он, – сказал сквайр. – И я полагаю, сестрица, вы не вправе меня винить в нежелании доверить вам дочь. Ведь жила же она с вами целый год, а то и больше, так что я ее и в глаза не видел.
– И как было бы для нее хорошо, – отвечала миссис Вестерн, – если бы она жила у меня всегда. Под моим присмотром с ней не случилось бы ничего подобного.
– Ну конечно, во всем я виноват!
– Да, виноваты, братец. Мне уже не раз приходилось вам это замечать, и впредь я буду делать это каждый раз, когда понадобится. Впрочем, надеюсь, вы теперь исправитесь, и сделанные вами промахи научат вас не портить своим неуклюжим вмешательством моих тонких ходов. Право, братец, вы не годитесь для подобных негоциаций. Вся система вашей политики в корне порочна. Поэтому я еще раз требую, чтобы вы в это дело не мешались. Вспомните только о прошедшем…
– Да ну вас к черту! – не выдержал сквайр. – Чего вам от меня надобно? Вы хоть самого дьявола выведете из терпения.
– Ну вот, опять старая песня! Вижу, братец, что с вами не сговоришься. Призываю в свидетели мистера Сапла, он человек рассудительный: сказала я что-нибудь такое, за что можно рассердиться? Но с вашей упрямой башкой…
– Ради бога, сударыня, – взмолился священник, – не раздражайте вашего почтенного братца.
– Да разве я его раздражаю? – возразила миссис Вестерн. – Видно, вы такой же сумасброд, как и он. Ну ладно, братец, раз вы обещали не вмешиваться, я еще раз берусь уладить дело с племянницей. Помилуй господи, когда за что возьмется мужчина! Голова одной женщины стоит тысячи ваших.
И, произнеся эту сентенцию, она позвала служанку, велела проводить ее в комнату Софьи и ушла с ключом в руке.
Только что она скрылась, как сквайр (сначала тщательно затворив дверь) изверг по ее адресу десятка два проклятий и выругал ее площадными словами, не пощадив и себя за то, что вечно ей уступает, помня о наследстве.
– Ну, да если уж так долго унижался, – прибавил он, – так жалко будет упустить его из-за того, что напоследок не хватило терпения. Не вечно жить мерзавке, а завещание, я знаю, сделано на мое имя.
Священник весьма похвалил это рассуждение, и сквайр потребовал еще бутылку вина – средство, к которому он неизменно прибегал и на радостях и с досады. В этой целительной влаге, поглощенной им в изрядной дозе, он окончательно затопил весь гнев, так что миссис Вестерн, возвратясь в столовую с Софьей, застала его в самом кротком и миролюбивом расположении. Софья была в
