Шрифт:
Закладка:
Всего доброго!
335
Е. П. ПЕШКОВОЙ
Начало [середина] сентября 1905, Петербург.
По вопросу о «Крестьян[ском] союзе» ничего в печати нет, кроме устных рассказов участников, но ко времени моего приезда в Крым, вероятно, будут и печатные данные. Привезу.
Вчера; на Знаменской офицер обидел солдата — моментально собралась толпа, с воина сорвали погоны, накидали ему пощечин, кстати ударили и даму, бывшую с ним, он убежал в магазин, двери за ним заперли, тогда толпа принялась громить магазин. Вероятно, офицера убили бы, первые отряды полиции ничего не могли сделать, явились казаки, солдаты. Толпа вела себя удивительно просто и открыто, — говорили и кричали всё что надо прямо в лица полицейских, и вообще было обнаружено очень много сознательной силы и даже — такта. Между этой толпой и народом 9-го января — резкая разница, вот оно значение 9-го января! В Питере подготовляется патриотический погром — все, кому нужно, получили письма с угрозой убить и т. д. Письма очень грамотно составлены и хорошо напечатаны. Можно подумать, что сочинял их барон Стюарт […], ныне ярый член «Русского собрания». Ты его помнишь? Студент. Но я уверен, что в Питере — погром почти невозможен, здесь очень много сознания. Иное дело — Москва, где все это ведется совершенно открыто и пропаганда войны с революцией имеет несомненный успех.
В здании государств[енного] коннозаводства Шарапов и Хомяков еженедельно устраивают собрания в несколько сот человек, на них присутствуют дворники, мелкие лавочники, ломовые, хулиганы, агенты охранки и т. д….
20-го июня в Питере на улице арестован какой-то Мартын, а почему сие важно? Не знаю. Если увидишь высокого одессита, кланяйся. Умер финский художник Эдельфельт, я был с ним знаком, великолепный художник и чудный человек. Кстати — посылаю две его открытки. Катюшке буду посылать. Ты можешь себе представить Николая Второго в одной группе с Репиным «ли Серовым на фотографии? У меня есть фотография Цорна, Эдельфельта и короля Швеции Оскара за одним столом.
К[онстантин] П[етрович] — очень устал, похудел, поседел. Я его привезу с собой, раньше ему нельзя. Проживу здесь до конца сентября. Очень интересно.
Пока всего доброго. Жму руку.
Кланяюсь ребятам.
336
К. П. ПЯТНИЦКОМУ
Сентябрь, не позднее 10 [23], 1905, Москва.
Дорогой друг!
Посылаю 9 стихотворений Бунина для 8-го сборника. Хорошие стихи.
Рассказ Телешова у меня, но его еще нужно переделать, вышлю на-днях.
Юшкевича «Голод» — куда? В 8-й? Это будет удобно, если там же пойдет андреевский рассказ.
Тогда «Варвары» в 9-й.
Бунин переводит Флобера «Искушение св. Антония» — это листов 10 наших.
У Телешова написан еще один рассказ. У меня будет статья листа в два «О трагическом».
Куприн еще есть. Рассказ Юшкевича.
Очевидно, в этом году мы свободно можем издать 4 сборника.
Пока — всего доброго! Слышал, что Вы не очень здоровы. У меня тоже плеврит в средней доле правого легкого. Сижу с мушкой. Противно, но не унываю.
Жму руку.
337
К. П. ПЯТНИЦКОМУ
20 или 21 сентября [3 или 4 октября] 1905, Москва.
Дорогой мой друг,
Вы очень обрадовали меня хорошей вестью, — признаться, я не рассчитывал, что пьеса пройдет без «поправок» со стороны цензуры. После первого посещения Вами Бельгарда я написал и послал ему небольшое письмо — он говорил Вам о нем? Я только указал на то, что за последнее время «высшая власть» в такой мере опошлила, загрязнила и изнасиловала народ и страну в глазах Европы, что усиливать всю эту работу еще такими неумными выходками, как запрещение моей пьесы, — излишне. Письмо было краткое, и ничего обидного для Бельгарда в нем не было.
А вот — вырезка из «Нов[ого] врем[ени]» — в нем есть нечто обидное. Буде к вам придет Румянцев — передайте эту прелесть ему.
Чорт бы его побрал, Гарина!
Андреев написал своего «Губернатора» — озаглавив его «Бог отмщения». Вышло длинно, не очень сильно и вообще — не удалось, что он, к великому удовольствию моему, и сам понял. Печатать эту вещь, не надо как по первой — указанной — причине, так и по нецензурности, коя не искупается содержанием — т. е. рассказ плох пока, и рисковать — не стоит. Но все же — какой это талант, Леонид! — есть места большой силы, дьявольски глубокие по настроению. Написал он еще рассказ «Христиане» и. отдал его Миролюбову. У Миролюбова — не пройдет, в этом я уверен. Во-первых, не понравится самому Виктору, во-вторых — цензуре. Суть рассказа: проститутка отказывается принять на суде присягу, потому что она — «проститутка, значит, не христианка». Судьи, защитник, адвокат Волжский ив «Вопр[осов] жизни» и всякие другие «христиане» убеждают ее в противном, а она — стоит на своем. Вот и всё. Написано — в форме репортерского отчета, не по-андреевски. По-моему — это усиливает впечатление.
«Дети [солнца]» идут 5-го, но, может быть, Вы хотите попасть на генералку? Мне это было бы очень приятно, кстати я прочитал бы Вам «Варваров». Подумайте! Это 26-го. Остановитесь Вы у нас, для чего есть комната.
Завтра, после двухнедельного заключения, я впервые выезжаю. Рад. Первый плеврит с эксудатом прошел легко, без повышения tо и без понижения настроения. Пишет меня Серов — вот приятный и крупный Человек! Куда до него Репину! Бывает Шаляпин. 23-го он поет Фарлафа — у нас есть ложа — да будет Вам завидно. У него еще ничего не родилось, но ждет — двух. Это много, по-моему.
Сейчас была дама Шура, — только что пришла, села обедать, вдруг приезжают и говорят, что у Леонида умерла сестра. Была у него сестра, болевшая той болезнью, которой Золя наградил одного из своих героев — мальчика в «Докторе Паскале». У нее вдруг без всякой видимой причины начинала течь кровь — из носа, глаз и т. д. Лежала в клинике. Вот интересный образчик вырождения.
Здесь книгоиздательство «Колокол» предполагает выпускать сборники публицистические, зовут меня в участники. Я думаю — это дело «Знания».
Худож[ественный] театр в такой степени обрадован Вашим успехом с пьесой, что готов был послать Вам коллективную благодарность. Возятся они с пьесой до одичания — Маруся уходит в 12, является в 5,
