не решалась заниматься экспериментами, хотела углубить свои знания и обратилась к истории. В годы войны и сразу после нее особенно обострено было чувство родины, отсюда и желание обратиться прежде всего к прошлому отечественной науки. Сергей Леонидович согласился с тем, что на первых порах я займусь исторической темой, а потом экспериментами. Но история меня целиком захватила. Накапливался все новый и новый материал, возникали новые задачи. Так я все больше углублялась в историко-теоретические исследования.

По замыслу С. Л. Рубинштейна структура сектора предвосхищала последующее его преобразование в Институт психологии. В секторе были представлены психологи-специалисты разных направлений. С. В. Кравков занимался органами чувств и восприятием, Н. Н. Ладыгина-Котс — зоопсихологией, Н. А. Гарбузов — слуховыми ощущениями. Предполагались и исторические исследования. В 1947 г. вышла первая книга по истории русской психологии. Ее написал Б. Г. Ананьев. Были подготовлены для публикации статьи Б. М. Теплова о психологических взглядах революционных демократов. В трудах С. Л. Рубинштейна неотделимы проблемы истории психологической науки от решения им философских и теоретических проблем.

Однако в конце 40-х и начале 50-х годов для науки наступили тяжелые времена. Несостоятельные обвинения были предъявлены С. Л. Рубинштейну при обсуждении второго издания «Основ общей психологии». Его обвинили в космополитизме и сняли со всех постов (он был восстановлен в правах лишь после смерти И. В. Сталина). После так называемой павловской сессии 1950 г. встал вопрос о том, чтобы вовсе отвергнуть психологию. С. Л. Рубинштейна лишили созданной им кафедры психологии в Московском университете, рассыпали набор его новой книги «Философские корни психологии», изъяли из библиотек его труды. Прекратили прием аспирантов в сектор. Можно было только поражаться стойкости и непреклонности С. Л. Рубинштейна. Он продолжал защищать свои взгляды и в целом психологическую науку от яростных попыток подчинить ее чуждым догмам, проявляя прежние принципиальность, последовательность и доказательность в своих выступлениях. В частности, он отстаивал единство психологической науки, не умаляя при этом достижений западноевропейских и американских ученых. В то же время он, как и прежде, критиковал их философские и теоретические положения, исходя из марксистской трактовки психологических проблем. С особенным вниманием относился он к исследованиям отечественной психологии, не допуская упрощения и модернизации прошлого, односторонности оценок. Например, он возвращал написанные мною главы диссертации, а потом и книг с горестными для меня оценками «тривиально», «нельзя бездоказательно писать». Но в то же время он ценил новые факты, поощрял их поиск и анализ, находил время для своих учеников и неотступно следил за их работой. Многому мы научились у него — требовательности к себе, ответственности за свое дело, признанию ценности фактов и умению их обобщать, а не коллекционировать.

— Какие события в истории отечественной психологии Вы считаете важнейшими, как определилась тематика ваших исследований?

— Два события в истории психологической науки в нашей стране определили ход ее развития. Первое: выделение ее из области философии в самостоятельную экспериментальную науку. Особенностью отечественной психологической науки было возникновение сеченовского психологического учения, создание им программы развития психологии, определение ее предмета и метода. Это направило работу первых русских экспериментальных психологических лабораторий. Второе: зарождение после Октябрьской революции советской психологической науки на марксистской философской основе. Два этих события важны не только для развития отечественной психологической науки, но и для мировой истории психологии. Становление и развитие психологической науки в России и явилось главной темой моих исследований.

У меня была цель показать пути развития психологической науки начиная со второй половины XIX в. и до Октябрьской революции, выявить значение идейной борьбы вокруг проблем психологии в общественной жизни пореформенной России. Размах этой борьбы и ее ход позволяет понять, как и почему сложилась в русской психологии та кризисная ситуация, которая определяла расстановку сил в отечественной психологии в 20-е годы.

Дальнейшее развитие отечественной психологии приходится на советский период. Для него первейшее значение имело решение философских проблем психологической науки. Изучением того, как это происходило, я и занялась, завершив таким образом задуманное исследование философских проблем русской дореволюционной и советской психологии. Вместе с тем очевидным стало, что исследование философских проблем психологии имеет методологическое значение для изучения исторического пути развития психологической науки. Они обусловливали решение узловых теоретических вопросов и оказывались в центре идейной борьбы.

— Что сегодня больше всего вызывает Ваш интерес?

— Занимаясь проблемами социальной психологии в русской науке (этим вопросам была посвящена моя последняя книга), я столкнулась с тем, что данные проблемы возникали и в той или иной мере разрабатывались в XIX в. в разных областях практической деятельности: судебной, врачебной, военной и др. Определение же предмета социальной психологии как отрасли психологии, или, иначе говоря, как одной из психологических наук, было дано значительно позже. В 1911 г. В. М. Бехтерев определил предмет и задачи социальной психологии и предложил программу ее развития. Практическая деятельность приобрела большую значимость для науки.

История отечественной психологической науки XVIII — первой половины XIX вв. изучена еще мало. Поэтому в наши дни, когда прошлое столь настойчиво требует к себе внимания и когда проблемам истории культуры в нашей стране отводится все больше места, необходимо изучить роль психологических знаний в жизни общества, а также истоки русской психологической науки и ее предысторию.

С. Л. Рубинштейн в статье «Философские корни экспериментальной психологии», написанной в 1940 г., высказал мысль о том, что «переход от простой совокупности еще не оформившихся в науку знаний к науке является для каждой области знаний, в том числе и для психологии, крупным событием, подлинные источники и движущие силы которого очень важно уяснить себе для того, чтобы правильно понять ее дальнейшие пути и перспективы»[21]. Знания, еще не оформившиеся в науку на рубеже перехода к ней, свидетельствуют о роли практики в ее возникновении. В разных областях практической деятельности мы находим истоки отраслей психологии, возникших уже после самоопределения психологии.

Переход от психологических знаний к науке в условиях России остается еще не изученным. Тут открываются перед нами каналы практики, которые действовали не только в донаучный период, но и в конце XIX — начале XX вв.

Особое значение имела деятельность церкви, которую до сих пор обходили вниманием. Церковь была в досоветское время частью государственного аппарата, деятельность ее охватывала массы верующих, психологические знания священнослужители получали в духовных учебных заведениях, широкая сеть которых охватывала всю страну. При обучении многим специальным дисциплинам предусматривалась психологическая подготовка будущих церковных служителей.

Не исследовалось еще, в каком соотношении находились между собой психология как теоретическая ветвь философии, с одной стороны, и практический опыт, рождавший психологические знания, — с другой. Философская психология развивалась в основном в Западной Европе и доходила до русских учебников оттуда. Степень этой связи и эволюция отдельных идей на русской почве до конца не выяснены.

— Как Вы оцениваете современное состояние