Шрифт:
Закладка:
Новый институт психологии начал издание выпусков своих трудов. Журнал ВФиП постепенно отходил от проблем психологии. Его редактор Лопатин, руководивший деятельностью Московского психологического общества, в годы Первой мировой войны заполнял журнал религиозно-мистическими статьями. Открывая первую книгу журнала в 1917 г., в передовой статье «Неотложные задачи современной мысли» (1917, кн. 136) Лопатин писал, что земные эмпирические пути человеческой истории обманывают, что истина или в спиритуализме, или ее нигде нет. Бессмертие души — теоретически и морально необходимый постулат.
В 1916 г. журнал ВФиП оповестил, что с 1 января 1917 г. начнет выходить новый журнал «Психологическое обозрение» под редакцией Г Челпанова и Г. Шпета. Первый для нового журнала 1917 год стал последним. В этом же году прекратилось издание журнала «Вопросы философии и психологии». Закончился досоветский период истории психологической науки в России.
Новый период психологической науки в нашей стране начался с признания построения новой, советской психологии и отрицания научного наследия прошлого. Восстанавливая историю психологии советского времени, мы видим и то, как рвались ее связи с дореволюционной наукой, и то, как трудно и медленно они возрождаются, и то, как многое мы можем оценить только теперь.
Литература
Бехтерев В. М. Объективная психология. СПб., 1907.
Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и письмах: Сборник. СПб., 1911.
Труды Московского психологического общества. М., 1889. Вып. 3.
Труды первого Всероссийского съезда по экспериментальной педагогике. СПб., 1911.
Материалы к биографии
Годы учения у С. Л. Рубинштейна[19]
Е. А. Будилова
В начале лета 1947 г. Институт философии Академии наук СССР объявил прием в аспирантуру по психологии, она впервые была там открыта в числе других специальностей. Чтобы выяснить подробности, я пошла в институт, где и увидела Сергея Леонидовича Рубинштейна, возглавлявшего недавно им созданный сектор психологии.
Сергей Леонидович сидел за небольшим столом у окна в узкой длинной комнате, которая была отведена сектору. Отдельного кабинета у него не было. В комнату входили сотрудники, разговаривали между собой. Среди шума и бестолковой суеты окружающих он был удивительно спокоен и сосредоточен. Мне показалось, что Сергей Леонидович с некоторым любопытством посмотрел на меня и стал выяснять, по какому делу я пришла, какие у меня намерения и каковы данные, чтобы заниматься психологией.
А данных, по правде сказать, было маловато. Но время тогда было особое для всех: мы жили радостью Победы, конец войны открывал новые дали мирного труда, такого желанного. И казалось, что жизнь начинается вновь, что сил хватит на все, если уж кончилась война. Была полна радостных надежд и я, хотя первые послевоенные годы были нелегкими. Я вернулась в Москву из заброшенного уральского рудничного поселка, где жила в эвакуации с маленьким сыном. Там приходилось выполнять всякую работу, нужную для фронта и для тыла. Там я научилась не бояться никакого дела, приобрела уверенность в своих силах.
В Москве до войны я работала в газете, теперь, после войны — в одной из редакций Радиокомитета. После длинных темных уральских зимних вечеров особенно тянуло к книгам. Прекрасный Пашков дом звал в свои тихие залы. Казалось непонятным, почему терялись годы, когда была возможность заниматься там, а об аспирантуре и не думалось. Как и многие вернувшиеся в столицу москвичи, я испытывала безмерную радость, получив книги в этой главной библиотеке страны и занимая место за столом в читальном зале, как в давние годы учения в Московском университете.
И вот я перед Сергеем Леонидовичем и робко и храбро говорю о том, как хотела бы учиться в аспирантуре, что понимаю, сколько еще придется заниматься. «Я никогда не занималась психологией, — сразу сказала я. — Но я умею работать». Сергей Леонидович еще раз внимательно посмотрел на неведомую ему претендентку и сказал: «Ну, это уже хорошо, что вы умеете работать». Очень мне хотелось как-то убедить его. «Может быть, я могла бы доказать это», — продолжала я, сама удивляясь своей настойчивости, — хотелось наверстать годы, отнятые войной. Сергей Леонидович внушал такое доверие и очень хотелось, чтобы он меня понял: пришла я сюда не зря, зная, что это будет для меня радость свободного труда.
Через несколько дней я принесла в институт все нужные документы. Сергей Леонидович, ознакомившись с ними, вздохнул, как мне показалось, с некоторым сожалением. «Вот на будущий год к нам придут подготовленные психологи, первые выпускники психологического отделения философского факультета Московского университета», — сказал он. «Да, — подумала я, — значит, мне надо поступать именно теперь, пока новая смена еще не пришла». С подготовкой молодых психологов связывались большие надежды. Сектор психологии в Институте философии был создан лишь в 1945 г. и явился первым подразделением психологии в системе Академии наук СССР. Предполагалось, что он станет основой будущего академического института психологии и для него надо готовить кадры.
Известно, что в силу ряда обстоятельств в 30-х годах подготовка психологов была прекращена. Только в 1943–1944 гг. в Московском, Ленинградском университетах и некоторых других учебных заведениях страны открылись отделения психологии, было введено преподавание психологии и в средних школах. Московский университет еще не подготовил первый выпуск. Потому-то и был столь труден набор в аспирантуру по психологии. Исключительные условия послевоенного времени сняли даже порог возрастного ограничения. Мне оставалось только одно — собрать все силы и готовиться к экзаменам по специальности и философии, писать реферат. При подготовке к экзамену по психологии Сергей Леонидович предложил мне проблему мышления для более полного разбора, а в ней — исследования Вюрцбургской школы.
Подошли экзамены, и снова я увидела Сергея Леонидовича, столь же спокойного и серьезного. Экзамен по специальности — психологии — сдавался комиссии в секторе, а по философии — вместе со всеми поступающими в аспирантуру по философским дисциплинам. Снова я почувствовала в секторе психологии доброжелательность, заинтересованность и вместе с тем требовательность, обстоятельность, с какой Сергей Леонидович выяснял подготовленность будущего аспиранта. Что касается заданной мне проблемы мышления, то здесь Сергей Леонидович прежде всего хотел убедиться в том, как я смогла разобраться в прочитанном материале, что поняла, как ко всему отнеслась и какие вопросы у меня возникли.
Набор аспирантов в сектор психологии был закончен. Аспиранты в то время представляли пеструю группу и по образованию, и по возрасту, и по своим интересам. Достаточно сказать, что психологической подготовки не только у меня — ни у кого не было. Прекрасно понимая обстановку, сложившуюся в психологической науке, С. Л. Рубинштейн с нетерпением ждал первых молодых