Говоривший внезапно смолк на полуслове.

— Я это не от бабки на рынке услышал, так что нечего тут!.. — его собеседник осёкся. — Корри? Эй, ты чего?

Одна из лошадей, испуганно заржав, поднялась на дыбы. Табун всполошился, толкаясь лоснящимися крупами, несколько животных сломя голову ринулись в зияющие чернотой Пустоши, видимо решив, что там безопаснее.

Раздался приглушённый вскрик, грянул выстрел.

— Что за!.. — Роджер вытянул руку с револьвером, целясь то в одну сторону, то в другую.

Максиан медленно попятился, пытаясь сообразить, что происходит. Быть может, запах крови приманил каких-то хищников. Но кого? Волки сюда не совались, а о других опасных тварях охотники не упоминали.

Что-то тонко просвистело в воздухе, и полицейский, издав булькающий звук, осел наземь. Торчащая из горла стрела пробила мерзавцу шею. Насколько Максиану было известно, стрелять из лука мутировавшие звери пока не научились. Кто-то из своих всё-таки выжил.

Он бухнулся на колени рядом с подрагивающим в агонии телом и принялся вслепую шарить по карманам полицейского в поисках ключей. Наконец нащупав связку, Максиан ухватил её непослушными пальцами и замер, раздумывая, как поступить дальше. Определённо, без посторонней помощи с наручниками ему не справиться.

— Подсобить? — из темноты вынырнула знакомая фигура.

Максиан никогда бы не подумал, что будет настолько рад видеть Клыка. Не потому, что он пришёл спасти его, но как слабую надежду, что не всё ещё потеряно, что выжили и другие, и есть шанс хоть что-то исправить.

— Я думал, ты погиб, — признался он, потирая освобождённые запястья.

— Не дождётесь! — буркнул скорпион, сверкнув горящими яростью глазами. Лицо его сплошь покрывала кровь, своя ли или чужая, но вид у него был жуткий.

— Ну чего встали! — рявкнул невесть откуда взявшийся Бродяга. — По коням, живо!

И пока они забирались на лошадей, ординарий хлестнул по крупу вороного жеребца:

— Пошёл! Давай!

Тот с возмущённым ржанием рванул прочь, за ним тут же последовали несколько сородичей, подгоняемые грозными криками и щелчками хлыста. Табун начинал стремительно редеть. Успев схватить за поводья норовившую сбежать лошадь, Бродяга запрыгнул в седло, и только тогда Клык пришпорил своего скакуна, направив в сторону двух холмов, на запад.

Когда Исайлум остался далеко позади, они перешли на шаг. Угрюмое молчание тянулось довольно долго. Максиан не решался заговорить, да и слов подходящих не находилось. Для этих двоих поселение было единственным домом, символом свободы, символом новой жизни. И всё это теперь превратилось в пепел.

Клык прервал молчание первым:

— Анника сказала, вы спасли её.

— Она жива?!

— Угу.

Ну хоть какая-то добрая весть!

— Много ещё выживших?

— Около дюжины, — Бродяга раздосадованно шмыгнул носом. — Вот мрази! Детей-то за что?

— Мы для них хуже зверья, — Клык горестно отмахнулся. — Чему тут удивляться!

— Надеюсь, твоя семья не пострадала? — Максиан посмотрел на ординария.

Тот покачал головой:

— С ними всё в порядке.

— Я искренне счастлив это слышать! А куда мы едем, кстати?

— К Малому холму, там все наши, — пояснил Клык.

— А кто тогда в Исайлуме отстреливался?

— Грайпер с Блантом и вроде ещё кто-то из сельчан, точно не скажу. Мы пытались помочь, но их крепко за задницы взяли — не прорваться, разве что полечь рядом с ними.

— Они погибли как герои!

— Не «как», господин принцепс! — зло процедил Бродяга. — Они все до единого истинные герои! Эти твари нам за всё заплатят! И за Джорджа с Идой, и за маленькую Бекку, и за Слепого Дена… За всех! За каждую пролитую каплю нашей крови!

— Мне жаль это говорить, но забудь о реванше, друг мой, — Максиан печально вздохнул. — Севира больше нет, как и Пера, впрочем. Нас осталась жалкая горстка, и единственное, о чём мы должны сейчас волноваться, как выжить в этих землях без крова и припасов.

— А кто сказал, что мы здесь останемся? — Клык недобро осклабился. — Нет, господин принцепс, проводим наших с честью, и больше в этих землях нам делать нечего. И зря вы так насчёт Пера! Да, Севир мёртв, Исайлум уничтожен, но вы забыли про Керса с его скорпионами.

— Я уже повторял тысячу раз, этот ваш Керс безнадёжен. Он угробит и вас, и…

— Знаете, господин Максиан, — перебил Бродяга. — Вот слушаю вас, и диву даюсь: вы будто мои мысли читаете. Слово в слово. Но давайте начистоту, какой у нас выбор? За ним пошли скорпионы, его признали вожаком. Да, засранец перегнул палку, но если судить по справедливости, не так уж он и плох, просто поддался ярости, а Севир с ним не справился, но, может, у вас получится? Как вы там, свободные, говорите: «Не можешь победить врага — возглавь его»?

Что-то в его словах было. Не в выборе — не совсем, смысл, скорее, сводился к ответственности. Оставить мальчишку вариться в собственной ярости, даже не попытавшись направить его силу в нужное русло — это поступок труса, инфантильного слюнтяя, каковым раньше он, Максиан, и являлся. Но раз уж прежняя стратегия оказалась чудовищно провальной, не пора ли сменить её, коли выпала такая возможность?

Глава 29

С блаженным стоном Морок повалился в траву, раскинул руки и издал долгий протяжный вой, подражая туннельному псу. Харо устроился у склона сплошной скальной гряды, тянущейся на километры в обе стороны высоченной рыжей стеной. Лук он бережно положил рядом, туда же почти пустой колчан — простенький старый футляр из потёртой кожи.

Небо, как никогда, казалось особенно ярким, глубоким, словно Рубиновое море, которое он толком не видел, но именно таким и представлял, только вместо морской живности в этой синеве вальяжно плыли лохматые облака. Бледно-зелёная степь, сплошь покрытая тёмными пятнами колючих кустарников, простиралась до самого горизонта, изредка перемежаясь со скудными клочками деревьев. И только на юге, откуда они и пришли, чернел густой лес — как раз его Харо и видел из окна дома Бернарда, поначалу приняв за рощу.

Ближе к скалам однообразие долины разбавлялось бесчисленными валунами и проплешинами каменистой почвы. Такие же рыжие, как и скалы, они напоминали ржавые пятна на металле, покрытом облезлой зелёной краской. Вдали взвивались к небу тонкие струйки дыма — очередная деревенька, за ней еле уловимо поблёскивала тончайшая речная нить. Туда им и нужно, но позже.

Всё это время Харо не переставал думать о принцессе, и как вырвать её из лап ублюдка. Воображение услужливо порождало всевозможные варианты расправы, один кровавее другого, но рисковать жизнью Ровены нельзя. Если убить магистра, начнётся нешуточная охота, и в какой бы норе они ни