Так он был скуп, что грязнее любого раба одевался,

И — до последнего дня — разоренья и смерти голодной

Все он боялся! Но вот нашлась на него Тиндарида:

Девка, которую сам отпустил он из рабства на волю,

В руки топор ухватив, пополам богача разрубила![1044]

В другой сатире (II.3) Гораций описывает не менее отвратительного скупца:

…А разумнее ль этот

Скряга, что золото прячет свое и боится, припрятав,

Тронуть его, как будто оно какая святыня?

Если кто, с длинным в руках батогом, перед кучею жита

В рост протянувшись, лежит господином, его караулит,

Глаз не смыкает, а сам не смеет и зернышко тронуть,

И утоляет свой голод одною лишь горькой травою;

Если до тысячи бочек, до трехсот тысяч фалерна

Самого старого или хиосского в погребе скряги,

Сам же кислятину пьет и, восемь десятков проживши,

Спит на набитом соломой мешке, имея в запасе

Полный сундук тюфяков тараканам и моли в добычу…[1045]

Но не только крайнюю скупость осуждает поэт — отвратительно и безудержное мотовство:

Здравый рассудок покажет, что мот есть тоже безумец.

Этот, как скоро талантов до тысячи схватит в наследство,

Тотчас объявит всем рыболовам и всем, продающим

Овощи, птиц и душистые мази, всей рыночной черни,

Всем шутам, мясникам, завсегдатаям улицы Тускской,

Чтобы наутро пришли. Вот и утро — приходят толпою!

Сводник слово берет: «Все, что есть у нас, — все в твоей воле!

Лишь прикажи, хоть сегодня, хоть завтра, — получишь немедля!»

Слушай же, как благородно им юный богач отвечает:

«Ты из луканских снегов добываешь мне к ужину вепря:

Ты, невзирая на бурное море, ловишь мне рыбу;

Я не тружусь, а пользуюсь всем, недостойный! Возьми же

Десять тысяч себе, и столько же ты! А тебе я

Втрое даю за жену: хоть в полночь позову, прибегает!»

Сын Эзопа жемчужину, бывшую в ухе Метеллы,

В уксусе крепком велел распустить, чтобы, выпивши, разом

В нем проглотить миллион; но разумней ли это, чем если б

Он ее в быструю реку швырнул или в сточную яму?

Квинта же Аррия дети, друг друга достойные братцы,

Два близнеца по распутству, имели привычку на завтрак

Каждый день из одних соловьев заказывать блюдо[1046].

Не жалует Гораций и тех людей, которые из честолюбия и тщеславия стремятся к славе[1047]. Их успехи — во власти капризной Фортуны, и вызывают лишь черную зависть и злобу у соотечественников[1048]. Сам Гораций, по его словам, был лишен честолюбия и мечтал уединенно жить в каком-нибудь отдаленном уголке[1049].

Все удары судьбы, уверен поэт, следует переносить мужественно, не склоняя головы[1050]. Хорошо известно, что каждого человека рано или поздно настигнет неминуемая смерть[1051]. Время бежит очень быстро и жизнь человека страшно коротка[1052]. Помня об этом, следует просто жить и наслаждаться отведенным временем:

                …Все, что жизнию дышит,

Смерти подвластно на нашей земле: и великий, и малый,

Смерти никто не уйдет: для того-то, моя дорогая,

Если ты можешь, живи, наслаждаясь, и пользуйся жизнью,

Помня, что краток наш век[1053].

А раз так, Гораций как истинный эпикуреец советует: «Пользуйся днем, меньше всего веря грядущему»[1054]. Carpe diem — «Пользуйся днем» или «Лови день» — это выражение с тех самых пор вошло в поговорку. Нужно жить только сегодняшним днем и ничего не откладывать на завтра, так как будущее туманно и смерть может в любой момент отнять его у нас. Поэт высказывает эту мысль и в других стихотворениях:

Что будет завтра, бойся разгадывать

И каждый день, судьбою нам посланный,

                Считай за благо![1055]

Или

Лишь тот живет хозяином сам себе

И жизни рад, кто может сказать при всех:

«Сей день я прожил! Завтра — тучей

        Пусть занимает Юпитер небо

Иль ясным солнцем, — все же не властен он,

Что раз свершилось, то повернуть назад;

Что время быстрое умчало,

        То отменить иль не бывшим сделать»[1056].

Однако так к жизни может относиться только истинный мудрец[1057]. Как же им стать? Для этого нужно, по мысли поэта, прежде всего уметь жить сообразно с природой, довольствоваться тем, что имеешь[1058], и быть умеренным во всем, то есть соблюдать «золотой середины меру»[1059]. Понятие «золотой середины» (aurea mediocritas) является важнейшим положением житейской философии Горация. Поэт считает, что соблюдать «золотую середину» нужно абсолютно во всех сферах жизни: в быту, в любви, в еде, в винопитии, в общении, в творчестве и т. д. Только в этом случае человек может добиться подлинной независимости как настоящий мудрец. Ну и еще, безусловно, «ничему не дивиться»[1060] — это позволит стать по-настоящему счастливым.

К какой же философской школе принадлежал Гораций? Сам поэт так отвечает на этот вопрос:

Спросишь, пожалуй, кто мной руководит и школы какой я?

Я никому не давал присяги на верность ученью —

То я, отдавшись делам, служу гражданскому благу —

Доблести истинный страж, ее непреклонный приспешник;

То незаметно опять к наставленьям скачусь Аристиппа —

Вещи себе подчинить, а не им подчиняться стараюсь[1061].

Тем не менее ученые давно подметили, что, если в молодости Гораций в основном придерживался эпикурейских идеалов[1062], то с возрастом стал все более склоняться к философии стоицизма[1063], последовательно выступая против богатства и призывая к умеренности. Однако в тех же «Посланиях», написанных им в зрелом возрасте, поэт с юмором заявляет:

Хочешь смеяться — взгляни на меня: Эпикурова стада

Я поросенок; блестит моя шкура холеная жиром[1064].

Большой интерес вызывали у Горация произведения знаменитых живописцев и