черный дар, с которым я живу уже много лет. Он здорово мне мешает, но иногда я не могу без него обойтись. Порой я чувствую связь с другими некромантами, я знаю, что они думают, что планируют. Это как твои озарения. А еще я могу переносить часть своего сознания в тела мертвецов. Так я следил за нашими общими врагами. Так я узнал, что эта битва будет проиграна…

Огерт говорил искренне.

Он умел убеждать людей.

— Извини меня, брат, — потупился Гиз. — Прости мои сомнения. Я просто не хотел рисковать.

— Не извиняйся. Я понимаю тебя, хоть мне и неприятно слышать твои слова. Я не ожидал… Но давай постараемся забыть все сказанное. И вспомним, что Страж позвал нас к себе. В том числе и меня. Он хотел видеть нас, и поэтому мы должны быть на Кладбище. Только это имеет сейчас значение. Все остальное — потом…

Два всадника пронеслись в шаге от телеги, подняли лошадей на дыбы перед опущенной решеткой, закричали сипло, требуя немедленно открыть вход.

Совсем близко взревел рог.

Темное месиво неясных теней шевелилось в дожде.

— Не лучшее время ты выбрал для выяснения отношений, — сказал Огерт, усаживаясь рядом с Гизом, отбирая у него вожжи. — Не лучшее время для раздумий и сомнений…

Большой отряд — человек, наверное, в сто, — показался на дороге. Кружащие всадники прикрывали покореженную колесницу. Пешие воины обороняли тыл.

Задрожала, поднимаясь, решетка.

Вздрогнули ворота.

Сплоченная группа ополченцев выступила из мглы. Несколько человек несли мертвячьи головы, насаженные на вилы и рогатины. Вел этих людей воин-десятник, потерявший на поле битвы всех своих подчиненных. Именно благодаря ему отступающие ополченцы не поддались панике и выжили, отбили все атаки преследующей нежити, дошли до крепости.

Наперерез им направил жеребца Огерт.

Смешавшись с ними хотел он войти в открывающиеся ворота.

А сидящий рядом Гиз все никак не мог разобраться в своих чувствах. Он был смущен. Он действительно чувствовал себя предателем.

И все же…

Какие-то смутные сомнения еще оставались.

Какие-то неясные мысли тревожили его.

И то видение…

Кричащая Нелти, связанная по рукам и ногам. Огерт, готовящийся перерубить ей глотку. Холод и запах смерти.

Все так отчетливо, так ясно. И так невероятно.

Видение ли?..

«Почему ты не предупредил людей, если знал, что они будут разбиты?»

Гиз повернулся к некроманту, чтобы вслух задать этот вопрос.

Но промолчал.

Ему казалось, что он знает ответ.

«Только лишь потому, что хотел вместе с ними войти на Кладбище».

Вряд ли Огерт признается в этом. Он придумает десяток причин, чтобы объяснить свои действия.

И уличить его во лжи будет невозможно.

Ведь у него есть еще один дар — дар слова, дар убеждения…

27

Недолго были открыты ворота.

Лишь малая часть отступающего войска успела в них войти.

Мертвяки наседали, шли по пятам за людьми, и тот, кто отвечал за оборону Кладбища, решил не рисковать. Он не мог допустить врага в крепость.

Тяжелые ворота упали, перекрыв воинам путь к спасению.

Дополнительной преградой опустилась решетка.

Тщетно бойцы, сдерживающие врага, призывали поднять ворота. Мольбы и проклятия неслись в сторону Королевского Замка, но они не трогали того, кто знал, что на карту сейчас поставлена судьба целого мира…

Отчаянная битва разворачивалась у подножья крепостной стены. Оказавшиеся в ловушке люди сражались со все увеличивающейся армией мертвецов, уже ни на что не надеясь, желая лишь подороже продать свои жизни.

Упал под ноги верных товарищей истекающий кровью полководец Вомор, подумал, что прав был старина Зарт, когда говорил, что лучшего время для воспоминаний у них может и не быть, отполз назад, привалился спиной к замшелым камням кладбищенской стены, закрыл глаза, вспоминая то хорошее, что было в его жизни, и чувствуя, как холодеют руки и отнимаются ноги.

Упоенно рубился десятник Соурк, не думая о смерти — вообще ни о чем не думая — кромсая клинком безостановочно лезущего врага, отбивая удары, уклоняясь, уворачиваясь.

Не опускал меча и Нат, старший сын трактирщика Окена, и все высматривал своих потерявшихся братьев, Фиса и Мока, не зная, что они успели-таки проскочить в крепость, и сейчас, срываясь на крик, требуют от какого-то безучастного стражника, чтобы он немедленно поднял ворота, спас обреченных на смерть людей.

Одноглазый Генрот размахивал топором на длинной рукояти, расшвыривая напавшую на него волчью стаю, и не замечал, как осторожно подкрадывается к нему со спины вожак с железной пастью.

Израненный Смар, в одиночку выстояв против шести мертвяков, обреченно смотрел, как, покачиваясь, шагает к нему великан-артх, и старался не думать о том, что может ждать его после смерти…

Словно морской прибой шевелилось войско мертвяков, катилось волнами, било с размаху, вскипало, кружило, несло на себе осадные сооружения, подтапливало островки защищающихся.

И многие живые начали понимать, что ничто не сможет остановить эту силу…

28

Их никто не остановил.

Лишь на маленькой площади, где строились две сотни тяжелых ратников, какой-то верховой патрульный, поравнявшись с ними, поинтересовался:

— Кто такие?

— Мы с обозом, — сказал Огерт, не собираясь вдаваться в подробности. Но подробностей от него и не потребовали.

— Будьте рядом, — строго сказал патрульный и развернул коня…

Крепость готовилась к обороне.

Перед закрытыми воротами спешно создавались баррикады из срубленных тополей, старых повозок, пустых бочек и прочего мусора. В промежутках меж баррикадами были натянуты крепкие крупноячеистые сети, а за ними в напряженном ожидании застыли отряды бойцов. Всюду горели костры — даже на деревянных настилах, прилепившихся к крепостным стенам. Отсюда — с изнанки — было хорошо