— Что-то ты стал выглядеть еще хуже. Хотя я старался изо всех сил, чтобы тебя успокоить!

— Да, да, спасибо, друг, — вяло ответил уставший от всего Базил и приоткрыл дверь. — Терпения нам, Леонардо. Удачи, у меня много работы.

— Не забудь принести под вечер еду для Таки-Таки, и нужно убрать под его жердью! — крикнул вслед Леонардо. — Либо Эметту отправь!

***

Ближе к послеполуденному времени посол вместе со свитой собрались внизу, в холле. От провожающих, начиная с низшей прислуги и заканчивая помощниками графа, было не протолкнуться. Уильям, как и в прошлый раз, стоял среди прислуги, только теперь впереди. За спиной снова слышался восторженный шепот переговаривающихся служанок, которые как птицы щебетали, посматривая на того, кого их хозяин назвал фон де Аверином. А раз фон де Аверин, то, стало быть, знатный! И зачем им смотреть на какого-то толстого посла, когда вот перед ними стоит одновременно и знатный, и красивый мужчина?

Старый Него поначалу встал рядом с Уильямом и наблюдал за прощанием, пощипывая и без того куцую бороду. Но Базил подозвал к его себе, и тот, неуверенный, но счастливый от внимания, подошел к внуку и уже остался подле него. Они оба, удивительно похожие друг на друга вытянутыми лицами, чуть оттопыренными ушами и редкими и тонкими бровями, преданно смотрели на Филиппа фон де Тастемара, и на их лицах было написано абсолютное повиновение.

Помощник Филиппа по финансам, прозорливый Брогмот, снял свою забавную шапочку с пером ворона и привычно помял ее пальцами. Его живые и молодые глаза смотрели то на свиту, то на молодого Старейшину.

— Я благодарю вас за гостеприимство, уважаемый граф, — сказал Ханри Обуртальский, прощаясь.

— Хорошей и спокойной дороги вам и вашим товарищам, Ханри, — кивнул покровительственно Филипп.

Ханри, а следом и сэр Вирджин Вордерлвуд, поцеловали нежную ручку Йевы, отчего та чуть покраснела. Но затем присосавшийся к руке девушки и обслюнявивший ее толстыми губами барон Даймон заставил Йеву побледнеть. Довольный смятением дочери графа, он с гоготом вышел вслед за остальными на улицу. Девушка как можно незаметнее вытерла руку платком, который достала из кармана. Изящно одетый в длинный кафтан белоснежного цвета, Леонардо пожал руку послу и красиво улыбнулся, а глаза его игриво засияли от мысли о том, что вслед за отъездом Ханри он и отец скоро тронутся в путь.

Во внутреннем дворе конюхи подвели послу и его свите коней, вычищенных и сытых. Люди взобрались в седла и в последний раз посмотрели на графа, который накинул поверх зеленого котарди плащ и вышел во двор проводить гостей.

— Погода Солрага благоволит вам, уважаемый Ханри.

И действительно, ливень, который безостановочно лил несколько дней, затих. Из-за темных туч ненадолго выглянуло солнце и осветило мокрые крыши и улицы Брасо-Дэнто. Пахло свежестью. Пара ворон, перья которых блестели от воды, села на крышу галереи. Продрогшие птицы громко каркали и расправляли крылья, дабы согреться в последних теплых лучах уходящей осени, которая вот-вот должна была смениться изнуряющим и холодным сезоном Граго.

Наблюдая за этими крепкими черными птицами, Ханри Еордон Обуртальский плотнее закутался в свой дорогой плащ, отороченный волчьим воротником, и направил лошадь к воротам. Железная решетка с грохотом поднялась, и свита вместе с королевским послом выехала на мост, а там и на Парадную улицу, где их уже ждал отряд из тридцати конных воинов, облаченных в сверкающие от капель дождя на металле нагрудники.

Посол посмотрел на длинные черные плащи всадников, украшенные символикой силуэта ворона на зеленом поле, на вороньи перья в их шлемах и наплечниках, потом обернулся и кинул взгляд на сидящих на галерее птиц. «Вот уж действительно вороньи всадники», — подумал про себя Ханри Обуртальский.

От отряда отделился высокий и крепкий мужчина средних лет, в чуть более богато украшенных доспехах да на крепком гнедом жеребце, украшенном черной попоной с вышитым белым вороном.

— Приветствую, вас, господин Ханри Обуртальский! Я — Лейт Дорелгоф, командир десятого эскадрона Солровской Кавалерии. Мой отряд готов сопроводить вас до Офуртгоса и обратно до границ Солрага.

Огромные жеребцы, весом более шестиста цалиев, нервно перебирали копытами, желая быстрее тронуться в путь. Их стать и дикая сила внушали уважение, и казалось, что не всадник управляет лошадью, а жеребец позволяет воину ехать на себе верхом.

— Благодарю вас, Лейт Дорелгоф! С такими могучими Солрами, как вы, в пути нам уже ничего не страшно, — поблагодарил капитана десятого эскадрона Ханри.

— Демоны меня побери! Мне казалось, что я купил лучшего жеребца в Габроссе, но сейчас у меня чувство, что я верхом на деревенской кобыле! — выругался толстый барон Даймон Голдрик, когда его конь поравнялся с жеребцами Солров.

Воины отряда Солров кавалерии Вороньих Земель переглянулись меж собой и улыбнулись. Лошади Солровской породы считались лучшими конями на всем Севере — эти лошади, которые делали всадников Солров очень опасными противниками, стоили за пределами Солрага весьма больших денег. В самих же Вороньих Землях каждый воин Филиппа восседал на коне Солровской породы, в честь которых, собственно, и получила свое имя кавалерия графа фон де Тастемара. Поговорка, в которой говорится, что главное богатство Вороньих Земель — это кони, была недалека от истины.

Отряд Солров и свита двинулись по Парадной улице. Королевский посол и его люди оглядывались по сторонам, запоминая Брасо-Дэнто — самый величественный и чистый на их памяти город. И пусть он был меньше, чем тот же Габросс, который раскинулся вширь на равнине и сильно разросся за последние несколько веков, но в этом городе-твердыне у подножия горы были своя грозная красота и мощь.

Граф поднялся в кабинет и оттуда наблюдал, как посол в сопровождении конного отряда и своей свиты покинул город. Вслед за отцом вошла Йева, шелестя черным платьем с белоснежной шнуровкой на груди. Он распустила уложенную вокруг головы косу, и теперь волосы волнами лежали у нее на плечах, спускаясь вниз до бедер. Девушка выглядела озадаченной и смятенной.

— Отец…

— Да, дочь.

Филипп обернулся и поначалу улыбнулся, но затем улыбка его растаяла и сменилась настороженностью, когда он увидел не родную дочь, а словно тень Йевы: осунувшуюся и бледную.

— Я… Когда мы выезжаем, отец?

— Как решу все дела в городе. Через два или три дня. — Белый Ворон обнял дочь, но та осталась стоять неподвижно, подобно статуе.

— Пап… я хочу поговорить.

— Нет, Йева. Ты знаешь мой ответ.

— Но…

— Нет!

Йева медленно выпуталась из объятий отца и, словно призрак, склонив голову, пошла болезненной поступью из кабинета. Но на полпути ее остановил Филипп, осторожно взяв дочь за рукав черного платья.

— Йева, не стоит воображать из меня судью, а из себя — палача. Пойми, наконец, что… — Филипп прислушался к шагам в коридоре, но это были лишь слуги. — Что законом запрещено передавать кровь человеку!